Бог Кукурузы

Некоторое время тот раздумывал, а потом, показав на себя, произнес:

— Кау, — и ткнул пальцем в юношу. Тот мгновение соображал и, похлопав по себе, ответил:

— К*Тоше.

Удовлетворенно улыбнувшись, Кауитлок указал головой на Поле. Затем притронулся к спине К*Тоше и сказал: «Кау», потом к своей и, произнеся его имя, и снова кивнул в сторону святилища Пасачинтека. Воин продемонстрировал северянину сложенные перед грудью ладони и развернул их наружу: «спина к спине».

— Хутун! — в полголоса, но торжественно произнес северянин и протянул ему согнутую крюком кисть.

— Хутун! — откликнулся Кауитлок, повторив его жест, и они сцепили пальцы в замок. Союз был заключен.

***

Старший жрец цурумеков с блестящими, черными и острыми, как обсидиановое лезвие, глазами, был облачен в, пестревшее лентами, расшитое россыпью бусин и раковин, пышное одеяние. Его причудливый головной убор украшали большие яркие перья и отлитые из золота початки спелой кукурузы. На груди служителя висела пейтраль, составленная из десятков пластинок нефрита.

Он подходил к каждому пленнику и, возложив ладони тому на плечи, то ли благословлял, то ли проклинал, произнося одно только слово: «зерно». После чего, следовавший за ним, помощник вручал тому початок с красными зернами, символизировавший капли крови Итцу.

Внезапно выяснилось, что один из пленников умер. Среди цурумеков возникло замешательство. Жрецы и старшины конвоиров, отойдя в сторону, принялись что-то бурно обсуждать, порой срываясь на крик, яростно хлопая себя в грудь и возбужденно размахивая руками.

Наконец, один из надсмотрщиков — коренастый молодой воин, приблизился к спорящим и, что-то произнес. Перебранка утихла. Воин отложил оружие, разделся и снял обувь, оставшись в одной набедренной повязке. Старший жрец о чем-то спросил его и, получив утвердительный кивок, причастил того плотью и кровью Пасачинтека, нарек «зерном» и вручил красный початок. Численность жертв была восстановлена.

«Доброволец. Опасен.» — заключил внимательно следивший за этим Кауитлок.

Воин оказался прав в своих прикидках. В полдень, когда, солнце зависло над пирамидой, с ее вершины донеслось пение раковины — сигнал к началу ритуала.

Кауитлок осушил, оставленную до времени, чашку с чипеккой, опасаться, сонливости через полчаса больше не приходилось. К этому моменту он, скорее всего, уже уснет другим, вечным, сном. Ну а, если ему суждено стать вместилищем Бога кукурузы, то беспокоиться о такой мелочи не стоило тем более.