Красные щупальца

Мурка вздрогнула и замерла, но прежде чем она остановилась, куст выпрыгнул на неё из темноты, красный куст с серыми листьями, кровью стекает по веткам дождевая вода. И зашипело всё разом, как масло на горячей сковороде: и размокшее костровище, и высохший борщевик, и багряные метёлки, и грозди полыни. Весь пустырь сгрудился вокруг неё, и лес, казалось, придвинулся ближе. Мурка безголосо вскрикнула, замолотила руками, бросилась было бежать и почувствовала, как гибкие красные ветви скользнули по запястьям и щиколоткам, по бокам и лицу, жадно впитывая перемешанные с дождём слёзы. И вспомнила Мурка, где потом, много после летнего дня во дворе, видела маленькую сухонькую старушку с зеленцой в глазах, с узловатой клюкой в сморщенных пальцах. На автобусной остановке в ливень, на завалинке низкого дома с наличниками, и на почте, и в магазине, и на соседней улице, волокущую за собой выцветшую цветастую сумку. И старушка больше ничего не говорила Мурке — лишь смотрела и улыбалась, натягивая тонкие бледные губы. Мурка смотрела на неё и не могла вспомнить, а теперь — вспомнила.

И, глядя, как тёмное, в рваных облачных клочьях небо скрывается за краем бетонной плиты, Мурка вдруг всё поняла: и про странных людей с той окраины, и про старую городскую байку, и про обескровленный лес, и про узловатую старушечью клюку, и про мёртвую рыжую собаку, найденную на пустыре прошлым летом. А поняв, выдохнула из лёгких весь воздух, — и стало темно. Только и осталось на бетонной плите, что верёвочка от креста.

И где-то далеко, по другую сторону широких улиц и железнодорожных путей, гулким громовым раскатом ударил церковный колокол.

Солнечный луч скатился по белой стене. Мурка проснулась. Ей снова было пять.