Красные щупальца

А потом, как наяву, забытый дрожащий голос из детского воспоминания, сна ли: «Не ходи», и будто сжали плечо на мгновение. Мурка обернулась — нет никого, пустая мокрая скамья, ни следов, ни верёвочки от креста. Только ветер поёт в щелях верхних этажей, да дворовый шум бьётся в небо, как волны о берег: ударит — стихнет, пропадёт — растает.

Дикая рыжая собака бежала по городу в октябре. Сырость и холод, город пропах кострами до самых крыш. Мурка сошла со школьного крыльца, утонула резиновыми сапогами в луже, пошла-поплыла было к дому, когда вдруг увидела её. Мокрая, потемневшая от дождя, с длинным хвостом метёлкой собака бежала по другой стороне улицы. Встала, вытянувшись, обернулась на Мурку, посмотрела внимательным собачьим взглядом и почесала себе дальше. А Мурка почему-то за ней — пошлёпала, утопая по самое голенище: да закончится когда-нибудь этот дождь?

Осень, темнеет рано, Мурка учится допоздна. Плетётся домой в шесть часов вечера, ржавая в рыжем фонарном свете: мозги заржавели за день, надо смазать поджаренным хлебом с маслом, крепким чаем, макаронами с фаршем, — сытно и маслено. Кое-как набросать в тетради урок на завтра и спать, нет её сил больше учиться в этом октябре, в этом году, в этой школе: да закончится когда-нибудь эта четверть?

Вот и домовая громада очертилась в темноте, светят квадраты окон, точно это не дом, а гигантский подсвечник. Дикая рыжая собака пробежала мимо дома и затерялась в колышущемся море высокой сухой травы. Мурка встала на краю пустыря: мокрые колготки тошно липнут к ногам, плечи ноют от школьной сумки, перекинутой наискось, впереди темно, хоть глаза коли, а из-за спины пышет теплом, манит светом, пахнет котлетами и супом. Дикая рыжая собака шелестит травой где-то на пустыре. Не ходи туда, милая, не ходи.

И Мурка пошла. Шагнула в темноте мимо тропинки и пошла, раздвигая руками мокрые стебли: мягко хлюпает под ногами земля. Не найти впотьмах рыжей собаки, не позвать отсыревшим голосом — только идти, утопая подошвами в мягкой сырой земле, пока не покажется впереди что-то белое и холодное, холоднее, чем мокрый осенний воздух.

Бетонные плиты Мурка узнала сразу: они выросли перед ней, точно из-под земли, и она пошла к ним, ведомая мыслью о дикой собаке — рыжей, как октябрьские листья, как ржавчина на Муркиных мозгах, как сваи деревянной скамьи у подъезда, как клочья шерсти, разбросанные в высокой траве прошлым летом...