Застрявшие, или что было, когда я умер

Всё-таки смерть — серьёзный стресс.

Но недавно вмешалась Бабуля: «Закажи Ангелу диван, а в гробу лежать не дело». Она-то Риту и уломала: предложила выбрать диван в магазине, как это делают живые, и заказать Ангелу такой же.

Поначалу сработало, но теперь Рита ворчала: ей не диван, а новый гроб подавай!..

Готов спорить, ни черта вы не поняли, — а если и поняли, то у вас три вопроса: что за Общага, что за Ангел и что за бред я несу? Потерпите — я объясню всё постепенно. У вас череп лопнет, если я сделаю это сразу.

Итак, пошли мы за диваном — Близняшки, Макс и я (ну а кто же ещё? Бабуля пела, Палыч пил, а Коршуну бытовуха до лампочки — в Общаге он почти не бывает; что до Кошатницы, то она одиночка и не любит магазины. В какую-нибудь заброшку она бы с нами пошла, а в магазин — ни за что). Шли мы мимо пустыря, в этой истории сыгравшего не последнюю роль.

С него-то всё и началось... А точнее, с того, что я взглянул на забор.

Мы перешли через дорогу, невидимые и неслышимые для живых, и я глянул направо.

Там был забор-сетка... его название вроде бы рабица (или сетка Рабица — по имени изобретателя; это меня Коршун просветил). Короче, за этой рабицей был пустырь, и там плакал ребёнок.

Я сбавил шаг. Ни зазевавшийся Макс, ни заспорившие Близняшки плача не слышали. Когда они спорят, не услышишь и гром.

Но я услышал тихий плач — и сразу же замедлил шаг. Потом окликнул друзей:

— Эй, народ!.. Притормозите слегка!

Они притормозили.

— Ну чего там? — спросил Макс.

— Ребёнок плачет, — сказал я.

Но ребёнок уже не плакал — он умолк, едва я подал голос.

— Да?.. — Макс недоверчиво прислушался.

Я глядел сквозь забор. Мрачный заснеженный пустырь с осколками кирпича, ржавым великом (его вот-вот занесёт снегом) и чёрным пакетом, стойко сопротивлявшемся белизне. Просто пустырь на месте снесённого летом магазина.

И никакого ребёнка.

— У тебя глюки, — сказала Рита.

— Точно, — подтвердила Света. — Наверное, это шизофрения.

— У мёртвых шизофрении не бывает, — отмахнулся я, хоть и не знал, что у нас бывает, а что нет.

Взять ту же Риту — поди разберись, с чего её тянет к гробам.

Я всё оглядывал пустырь. Даже подумал о младенце, брошенном пьяницей-мамашей: может, он в том пакете?

От такой жести мне стало не по себе.

Но пакет был явно пуст, а вокруг — один лишь мусор. Несчастных младенцев не наблюдалось.

Может, и правда глюки? Сходить, что ли, к врачу... скажем, к патологоанатому?

И мы пошли дальше, — а что было делать? Наверное, плача не было...