Хроники одиночки

но сами, при этом, глаза прячем, как будто каждый сам себе боится задать вопрос "А ты - смог бы так?"

Просветление

"Шо, ты смог бы так? - да брешешь, то ж тебе не с дивчиною гопака!" - привычно лениво, беззлобно и завистливо переругивались сегодня, как и каждое утро, глядя на разминку начальника караула и начальника конвоя, зэки после сытного обильного завтрака, потягивая сигареты по кругу, - а внизу, в котловане, два дородных седых и тяжёлых, даже местами обрюзгших казака отложили в сторону шашки и омоновские резиновые "демократизаторы" после спарринга и фланкировки, и потянулись руками к обломкам камней под ногами, а стоящие по кругу, по краю котлована вооружённые конвойные и караульные отбивали ритм и наяривали "ой-ся ты ой-ся, да ничего не бойся, да если хочешь убежать - ляг да успокойся!" - и в этом ритме начальники брали в каждую руку по камню и бросали - сначала друг другу и караульным, потом тем из зэков, которые не выдерживали сидя слушать заводной ритм, вскакивали на ноги, чуть ли не вприсядку бросались в круг, подпевая, ловили камни в полёте, чтобы, сделав руками оборот, откинуть их ещё дальше назад и вверх, другим зекам, а те ещё дальше - ещё один трудовой день разборов завалов на месте когда-то столичного города Киева, уничтоженного вот этими самыми людьми, которые тогда ещё не были зэками, были солдатами и офицерами армии убийц и мародёров, как их называли мирные жители, "всучьих войск", начался.

А когда солнце склонилось к закату, когда охрипшие от пения и покрытые серой каменной крошкой и зеки, и конвой, и караул, накидавшись кирпичей, потянулись в сторону автодомов с баней, кухней, зоной отдыха, столовой и бассейном, начальник караула, есаул Кирсанов, вдруг объявил: "Если кто не помнит, забыл или не знал!"

И остановилось всё, остановилось, развернулось лицом к офицеру, застыло, замерло на месте, обратилось в слух - а он продолжал: "Помните, как мы поём? Мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку.