Крысолов

Вдалеке на игровой площадке, смеясь, бегали голоногие дети.

– Калисэээ, калисээ… – искажённо тянулся из колокольчика на столбе известный баритон. – А ципэр оно васне…

Продавщица ваты, увидев замерзшую троицу детей, помахала им большой полной рукой – мол, идите, идите сюда.

Дети на непослушных ногах как можно скорее пошагали к лету. Но их в него не пустили. Они, донельзя радостные, приникли ладонями к невидимому барьеру, словно к печке.

Картинка напоминала старое выцветшее кино, в котором небо не голубое, а какое-то зелёное. По Парку из «кина» скользили красивые тёмно-красные, тёмно-фиолетовые, тёмно-жёлтые отсветы… Лето оттуда не пришло. Мороз продолжал щипать щёки, лез за ворот и под манжеты куртки.

«Кино» было обманом. «Невзаправду», – лихорадочно думал Володя.

– Товарищи дети, в парк! – пропел Дудочник, и Володя чуть не упал.

Вместо Дудочника теперь стоял… Миша Поляков из фильма «Последнее лето детства». Стоял и смотрел на Володю.

Тот самый. В свитере с воротом под горло, в кожаной куртке. Высокой, суровый, насмешливый.

– А что ты ещё умеешь? – спросил «Миша». – Покажи! Пожалуйста!

«Не. Бояться!» – твердил себе Володя, оставшийся один на один с неизвестно чем.

Слева от смеющихся детей, подпрыгивающих то ли от холода, то ли от счастья, с той стороны «кина» на Володю смотрели двое. Мальчик в белой рубашке, синих штанах и красном галстуке. И девочка постарше в чёрно-коричневом платье. Тоже с галстуком.

Лица у них, недвижимых, безмолвных, были такие же потерянные и просящие, как у трёх детей по эту сторону.

– Та-дааа, дааа-даа, тададада-дааам, – начал Володя на трубке музыку из фильма, который однажды увидел по телевизору.

Под неё хороший герой, очень сильный, в красном плаще спасал мир от уничтожения.

Музыка походила на мелодию Дудочника нечёткостью, неуловимостью – Володя долго трудился, подбирая её – но передавала в подсознание мощь, превозмогание и трагизм выбора героя в плаще.

Тот летел высоко в небе, толкая злодея, тоже очень сильного, прошибая им здания. Здания рушились, дождём летели стекла. Из глаз злодея вырывался огонь, грозящий сжечь невинных.

«Миша Поляков» смотрел восхищённо. Глаза у него светились прямо как у злодея из того фильма.

Но стоило поднести ему дудку к губам, видение старого летнего Парка быстро растаяло. В «проекторе» как будто оборвалась плёнка. «Экран» пропал. Гревшие об него дети чуть не полетели лицами в снег. Девочка В Сарафане осела в сугроб.

– Ыыы-хыыы… – заплакала она на весь Парк. – Ааа-хааа!..