Люди-Города

Владыка не удержался – широко, по-волчьи, ухмыльнулся: пред ним, словно взятая осадой желанная цитадель, лежал его родной брат, лучший друг и соратник, такой беспомощный, такой доверчивый в своей невинности... такой доступный сейчас. Полоцк облизнулся и бережно коснулся губами горячей шеи, скрепляя их вечный союз – отныне как равный равному.

Сердце Витебска колотилось как бешеное, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Сам не свой от потрясения, он не мог сопротивляться, не мог говорить, не мог дышать. Краска стыда залила его щеки, пробудив совсем не нужные ныне воспоминания: они с братом были очень, очень близки, как только могут быть братья – вместе росли, вместе учились, играли, становились достойными воплощеньями своих городов.

Они делили друг с другом самое сокровенное, знали один другого как свои пять пальцев, всецело доверяли друг другу и, конечно, нередко спали в доме матери в одной кровати. С недавних пор младший стал с ужасом понимать, что испытывает к старшему не одну лишь богоугодную братскую любовь, что неумолимо созревавшее человечье тело толкает его на грех. .. Не раз Алесь под разными предлогами вроде «ты храпишь» или «жарко» уходил спать к себе в опочивальню, уже там, оставшись в одиночестве, отдаваясь во власть своих горячих первых фантазий, а потом долго-долго молился, стоя на коленях пред образом, со всей искренностью прося прощения у Всевышнего за «проклятый юр».

Он знал, что перерастет. Что гормональная буря однажды обязательно стихнет, а братская верность, преданность и нормальное благоговение заслонят нездоровое желанье.

Что он встретит хорошую женщину, остепенится, у них появятся дети... Но сейчас брат снова был слишком близко.

- Ты уже совсем взрослый, – ласково погладив по щеке смущенного Витебска, повторил Полоцк. – По человеческим меркам тебе шестнадцать. Князи в твой век на равных выходят с отцами да дядьями на поле битвы, негоже тебе отсиживаться за моею спиной.

Витебск непонимающе уставился на владыку, который, словно прочитав все недостойные мысли младшего товарища и теперь дразнясь, отстранился, молча взял его за руку, убеждая присесть, а затем медленно покинул нагретую постель да, как был – в одной ночной сорочке до пола – многозначительно опустился пред братом на колено.

Сильные ладони главы всех кривичей от Киева до самого Варяжского моря обхватили тонкую ладонь витьбича.

- Быть тебе отныне центром удельного княжества, пане Видбескъ, – глядя прямо в глаза растерянному родичу, повелел владыка Полоцк.