Напряжение сходится

Напряжение сходится

Владимир Ильин

Пролог

В основе каждого строения — инженерный расчет. Придет шквальный ветер с осенними штормами, ударит ледяная вьюга в студеном феврале, разойдется грозой небо поздней весной или солнце устроит пекло без единого ветерка в разгар лета — любая постройка обязана выдержать. Особенно если речь про сооружение исконно военное, коему предписано стерпеть не только погодные ненастья, но и человеческую волю, вооруженную и злонамеренную.

Стены Московского Кремля помнили шесть сотен лет и вчетверо больше сезонов, были биты пушечными ядрами и горели в огне, видели под сотню штурмов и раскаты стихий в каждом из них, ведомых противостоящими одаренными. Во времена оные, в небе над шпилями башен сталкивались грозовая синева и багровое пламя, блекло-желтый песок и аквамарин кристальной чистоты. Целый калейдоскоп красок и Сил раз за разом сходились в смертельной битве, но в местах их столкновения всегда был один и тот же цвет — темно-красный цвет крови, одинаковой у нападавших и защищавшихся.

Многое пережили стены, и не всякое событие оставляло их целыми. Латались прорехи, перестраивались обрушенные участки и закладывались новые фортификационные сооружения: спешно — во время войны, и куда более вдумчиво — во времена спокойствия и мира. Бывало, в сытые и спокойные годы некрасивые, но надежные сооружения сносились целиком, чтобы выстроить на их месте нечто скорее прекрасное, чем функциональное.

А бывало и так, что целую башню кремлевской стены отдавали царским указом в руки отличившегося боярства — и те тоже не оставались равнодушными к новому приобретению, вкладывая богатство рода в лучший символ личного благополучия, который только и может быть в стране — в собственную башню, высокую да роскошную, на зависть всем остальным. Слева, правда, у этой башни будет ветхая стена в пять метров толщиной, да и справа тоже вид не самый лучший — но сама-то настолько хороша, что на защиту ее от врага будет призвана вся ближняя и дальняя родня. Даром что этой родне до столичных битв за власть никакого дела не было — но вот за личное имущество уже можно и порадеть. Таким путем восемь из двадцати башен обрели новых хозяев, перейдя из щедрых рук самодержца в собственность весьма влиятельных семейств. А власть на престоле Московском утвердилась настолько, что более некому в стране стало шептаться по углам, что кровь в царе варяжская, не наша — и не по праву ей быть во главе русских земель.