Желанная жизнь, Нежеланная смерть

острое, но не ядовитее вампирских когтей

...едкое, но не опаснее вампирской слюны.

Но... девушка безвозвратно тонет в омутах превосходных гипнотических глаз. Спроси ее сейчас: «Какого цвета зрачки, в которые ты столь самозабвенно глядишь, не отрывая болезненно жаждущего взгляда?» — и она не сможет ответить. Лишь тихо, завороженно вздохнет, словно заводная кукла с заранее приготовленным ответом: «Самого красивого на земле...»

Потому что перед его смертельным обаянием не устоять обычной слабой человечке.

Жертва сама тянется к вампиру, подобно мотыльку на обманчиво приветливый огонек. Сама льнет к его груди, виновато улыбаясь за свой внезапный испуг и то, что позволила сомневаться в своем любимом. Она стыдливо опускает голову, протягивая руки и нежно обвивая ими шею мужчины. Вампиру не нравится ее раскованность. Но и возиться более он не желает. Потому не отшвыривает от себя, когда она, ластясь, касается его шеи.

Он лишь обманчиво мягко перехватывает оба ее запястья одной своей рукой, отводя от чувствительной зоны и перекладывая на свои плечи. Вновь целует. Она млеет, растворяясь в собственных ощущениях, а он едва сдерживает раздражение от чрезмерно томительного ожидания и до неприличия растянутой прелюдии.

И без того слишком много времени потратил на одну очередную человечку. Казалось бы, вот она — желанная еда. Сама ластится. Доверительно шепчет на грани сорванного голоса: «Люблю тебя...». Три слова, тысячи раз сказанные ему. Тысячи раз, вырвавшиеся на волю в качестве молитв, просьб, требований и, как сейчас, признаний.

Вроде бы даже на сей раз искренне. Он уже не желает разбираться в людских чувствах. Просто дает, а потом берет свое. Словно поливая деревце, чтобы в будущем сорвать мясистые, истекающие сочной кровью плоды, насквозь пропитанные самой желанной жидкостью.

От бесконтрольной жажды убивать его «спасало» лишь проклятие, некогда наложенное одним до мерзости талантливым священнослужителем еще добрые пару сотен лет назад. Какой-то жалкий ублюдок кузнеца смог наложить на него! Него! Высшего чистокровного какое-то мерзотное проклятие, ограничивающее его суть! И до сих пор вампир был вынужден терпеть эту гадость, называемую отношениями. Всю свою бессмертную жизнь вплоть до упокоения.

Он каждый проклятый раз был вынужден ждать согласия, словно пес, преданно ждущий очередную подачку у хозяйских ног. Обязан проявлять искреннюю радость, обгладывая кости... Мало кто говорил о смерти рядом с ним.