Диоскуры

После паузы, во время которой Наташа скромно улыбалась, добавил:

- Чо, уже есть кому? Везуха, в смысле...

Гладкий лоб прорезала тонкая морщинка. Наташа взяла салфетку, вытереть мокрые от маринада руки.

- Увы. Была любовь и кончилась. А может, наоборот совсем. В смысле не увы.

Костя со значением рассмеялся, отбирая у нее комочек салфетку, прицелился и швырнул в центр кострища. Та вспыхнула, огонек побледнел и утонул в язычках древесного пламени.

Вика тоже вытерла руки. Взяла пластиковый стаканчик, следя, чтобы не смять, сосредоточилась и плеснула в него вина из стоящей рядом бутылки.

Хорошо плеснула, под самый край. И тут же выпила, не оставляя ни капли.

- Ого, - возмутился Костя, - ты чет рано начала, Вичка. Нам еще мясо поливать. И посидеть же потом, культурно.

- Жарко, - Вика встала, отряхивая мятый подол короткого сарафана, - пойду, где ветер, охлажду... где дует пойду.

Расстегнутые босоножки терли ступни, ремешки щелкали при каждом шаге, и Вика скинула их, пошла дальше босиком, стараясь не кривиться от острых камушков и колючек.

И пусть больно. Культурно, значит, посидим. Какая тоска. А думала, ревность. Как ото бывало несколько раз в эти три года. И мать в ответ на осторожные жалобы, не дослушав, орала с подвизгиванием, сама себя заводя, что, прынцесса нашлась, мужик ей значит, плохой. Руки у парня золотые, денег домой приносит, даже вот не расписаны, а все равно. И огород вскопать поможет всегда, теперь особенно вот.

Теперь, это после того, как мать стала жить на два дома - свой и дальнего соседа по улице дяди Коли, с которым "сошлась".

И теперь ей - два огорода, два дома белить, и деревьев вишен с абрикосами в два раза больше. А уж болячек у того дяди Коли - в пять раз больше, чем у матери с Викой вместе. Зато - муж.

Но в своих криках насчет Вики и Костяна, конечно, мать права и ни одного слова не соврала, все им завидуют, а ну такого парня себе отхватила. И не уходит, каждый раз возвращается. Цветов принесет, и одежду вместе идут покупать и вот - босоножки новые, сам ей выбрал.

... Когда познакомились, ей было двадцать три. Нет, двадцать четыре только что. И плюс три года, значит. С половиной уже.

За скалой ветер закручивался, метался и танцевал, как хотел. Но был не таким сильным, как нужно сейчас Вике. Поэтому она стянула на бедре широкий подол, другой рукой прижала к уху волосы - заколка, оказывается, потерялась - и шагнула еще за угол, неровный, что щерился вверх серым клыком с выбитыми на боку еле заметными ступенями.