Ловушка на ловца

Инквизитор потер переносицу и снял очки:

– Знаете, Василий, после вашей истории с кошками я стал понимать, почему вас тянет прочь от академической науки.

– Поближе к инфернальным мошкам. – ехидно поддакнул профессор Марк Захарович. – Двадцать лет преподаю бестериальные парадигмы, но о таком слышу впервые. Фернаго просто просветил меня на старости-то лет.

Я молчал.

– Объясните нам, почему ваша карта Шадринска не совпадает с той, которая хранится на кафедре паранормальной геологии? – вступил в разговор магистр боевого эзотерического искусства.

– Зоны света и тьмы находятся в постоянном взаимодействии. – буркнул я. – Все живое движется и меняется.

– Хорошо. – не унимался Николай Петрович. – Теперь обоснуйте свое заявление. Вот, к примеру, на основании чего вы утверждаете, что тьма уступила место сумеркам на территории от Педагогического Института аж до самой Музыкальной школы?

– У меня эмпирический подход. Я чувствую.

– Чувства и объективная реальность – вещи далеко не тождественные. – покачал головой магистр.

– Ладно. – я начал злиться. – Когда находятся дураки, разрешающие застройку заболоченных земель, мы почему-то не связываем это с детскими кошмарами, что мучают потом малышей в этих «хрущевках». И тот бесспорный факт, что типовое студенческое общежитие, возведенное на снесенном кладбище, всегда будет притягивать несчастные случаи, типа падений с балконов, это тоже сбрасывается со счетов. Но мы не учитываем и того, что молодость детей и студентов сильнее мертвецкой ауры, что в борьбу постоянно вступают новые жильцы. А мертвецов в этих местах не прибавляется. Вот почему тьма отступает, оставляя место сумеркам.

– Это называется софизмом. – вмешался профессор Марк Захарович. – А попросту: умничаньем. Исходя из твоей теории, мы сейчас принимаем повторную защиту курсовой работы в зоне тьмы. Но поблизости нет ни болота, ни кладбища, ни больницы, ни сходки бандитов. Тьме нужны мысли наркоманов, самоубийц, алкоголиков, опустившихся женщин. Но этот дом пустует уже второй год. Сейчас здесь находимся только мы вчетвером. И каждую весну Исеть заливает это место так, что целый месяц по этим комнатам можно передвигаться только в сапогах. А ведь вода уносит с собой все мысли и эмоции. Так каким образом здесь может находиться что-то помимо пустоты?

– Но мы же здесь. – проворчал я. – И мы чувствуем.

– Да, Василий, в Средние века ты бы далеко продвинулся в схоластике. – покачал головой инквизитор. – Но вопрос моего коллеги правомерен. Сенсорика – не наука.