Лабиринт изменчивого завтра

Тут-то они его и поймают. Всегда ловят. Всех есть, на чём поймать.

Денег на такси у Тоши не было — так что пришлось отстоять очередь к электронному табло с навигацией. Их дом теперь находился к югу. Что ж, времени у него много. Можно и пройтись.

Домой он не спешил, хотя Марика, наверное, его уже обыскалась. Она всегда ищет его так неистово. Так, будто теряет навсегда…

Наверное, надо было оставить для неё сообщение. Передать, что пошёл домой. Надо было. Но ведь он скоро придёт, и они снова встретятся. Снова, снова…

Вернулся.

Сердце пронзило адреналином. А что, если сейчас? Да, рискованно. Да, она может вернуться в любую минуту. Если застанет его с чемоданом — всё пропало. Но что, если получится? Тогда он свободен. Тогда она больше не будет плакать, а он больше не будет стыдиться. Она никогда не потеряет его, а он никогда не потеряет её. Тогда не будет горечи, не будет и радости, но главное, не будет горечи. Тогда она перестанет за него так крепко держаться и отпустит, уже наконец отпустит.

И простит, обязательно простит. В такие времена всё легко делается и всё легко прощается.

***

На коленях лежал этюдник. Карандаш плавно скользил по бумаге, отрисовывая каждую деталь, не успевшую ускользнуть из памяти. Лицо художника, ещё с утра так взволнованного и опечаленного, теперь было спокойно и почти умиротворённо.

Когда рисунок был окончен, рука сама потянулась к уголку листа. Какой уже, получается, по счёту, день изменений?.

Остановился, едва успев нанести штрих. Раньше он подписывал все листы. День первый. День второй. День четырнадцатый. Если за сутки выходило несколько рисунков, то он делал маленькую папочку, тоже нумеровал её и складывал туда.

Каждое утро Отто поднимался на крышу и рисовал очертания вновь изменившегося города. Пытался уловить хоть малейшую закономерность, логику бесконечного лабиринта. И нумеровал, подписывал, сравнивал, искал, искал, искал, из надежды, из глупой, слепой надежды искал.

И день за днём не находил ни единого сходства.

Сегодня решил — хватит.

Тень Марики скользнула на лист.

— А! Вы! Как же, нашлись? — улыбнулся Отто.

— Нет, — сердце девушки ухнуло в груди, и она, обессилев, присела на землю рядом с табуреткой художника.

— Жаль.

Защипало в носу. Запрокинула голову наверх, чтобы не заплакать, зажмурилась от солнечного света. Ветер нежно погладил по лицу, успокоил, ласково провёл по волосам.