Ольга

Ольга

Маргарита Баранова

Ольга

Крики начались пополудни и продолжались аж до наследнего дня. Ольга, дочь Арсениева, рожала на свет будущего наследника мужу своему, Мыславу. Рожала тяжко. По всему месту шептались.

— Ну что же-то она так мучается… — вздыхала за пряжей Ксенька, молодая девка. — Ах, кабы было мне так болюче, я бы ягоды сонной наелась. Заснула, поспала, проснулась — а дитё уже и тут!

— Дура! — крикнула ей старуха Иванна, услышавшая её причитания. — Как нажрёшься сонных ягод, тужаться не сможешь, так у тебя дитё внутри и задохнется! Нельзя бабе при родах спать, терпеть надобно! А Ольга не марно мучается.

За свой дар Божий болью платит.

— Да якой ж это Божий дар, Иванна?! — заспорила с ней Устина, бондарева жена, в гневе бросив огородную тяпку. — Где ж ты видела, чтобы Божьи люди в птиц по своему желанию превращались?! Поганка она! И мужа своего приворожила. Вот только Мыслав-то не дурёх башкой. Чует, что под чарами ходит, вот и злобится на неё.

Оттого и побивал… Пока она тяжёлой не стала.

— Всё-то ты знаешь, — процедила старуха. — Особито то, что до Мыслава… За своим лучше смотри!

Говорят, той ночью кричала Ольга так сильно, что обыватели на постелях своих затыкали уши, ибо крик её звучал не только за окном, но и будто бы прямо в светлицах. И в хоромах князя Яромира люд то слыхал, и за стенами града, и даже до охотничьих хижин в дальних лесах долетали Ольгины стенания.

Стихли крики верно под полночь.

Кто-то благословил Бога за окончание страданий бедной рабы его, кто-то отметил про себя, что в полночь родиться — к дрянной судьбе. Но в покое сошлись все: как наступила тишина, так и вздохнула с лёгкостью земля, вздохнул стар и млад.

Не мог этого сделать только старый Арсений. Весь срок, отмеренный Ольге на страдание, сидел он за дверью её комнаты, выполнял каждое повитухино поручение, и молился, дабы не утратить разума в криках дочери своей. И мольбы его были услышаны, ибо у Господа были на Арсения иные расчёты.

Наконец, когда стихли вопли, и готовился Арсений услышать внуков плач, раздалось из-за двери Ольгино рыдание.

Не выдержал Арсений, ворвался в комнату и ужаснулся: на простынях и белого пятнышка не осталось, всё было залито материнскою кровью. Повитуха стояла, без сил опустив руки, и что-то шептала — только мгновение спустя старик понял, что молитву.

— Олюшко! — кинулся к дочери.