Васенька! Или Как-то раз...

— Точно! Вы диктор с телевидения.

Вообще-то своего телевидения в Звериных Кущах не водилось. Вот в Мухобойске — да. И телецентр был, и вышка, и дикторши хорошенькие. Васенька всех наперечёт знал и хвост мог дать на отсечение: белокурая незнакомка в десять раз краше.

— Да вы смеётесь, что ли? — блондинка сумку толстую на ремне Васе под нос сунула. — Письмоносица я.

— Не может быть, — сказал Вася. — Как же так вышло, что вы мне ни разу письмеца или посылочки не принесли? Да и от перевода я бы не отказался. Или, скажем, от извещения о наследстве.

Не хотела красавица, а улыбнулась.

— Вы на какой улице живёте? — спрашивает.

— На Заречной.

— А я на Запольную ношу.

Вася чуть не заплакал от такой несправедливости. У них-то, на Заречной, почтальонкой тётя Фрося. Поступь у неё тяжелая, шуба драная, облезлая, хвост куцый, голос зычный. Не то что у новой знакомицы — колокольчик хрустальный. А глазки какие! А хвост! А лапочки!

Тут Васе в голову и стукнуло:

— Так вы на Запольную пешком ходите? Этими вот лапками?

— А какими ещё? — смеётся красавица. — Чай, не княгиня. Лимузин не полагается.

Ахнул Вася:

— Так это ж какая даль! А давайте я вам помогу — сумку понесу.

От чистого сердца предложил. Нельзя же, чтобы этакая нимфа тяжесть неподъёмную на себе таскала! А она — улыбку прочь:

— Что вы. Там письма, я за них отвечаю.

— Так и отвечайте на здоровьице. Я под вашим присмотром понесу. Вы будете отвечать, а я нести.

— Не положено, — застрожилась девица.

— Ну, раз не положено, оставьте свою сумку себе. А я тогда вас понесу.

С этими словами подхватил Вася Мусечку на лапы — у всего честного народа на глазах. То есть он тогда не знал ещё, что её Мусечкой звать. Но мы-то знаем.

Красавица с испугу в крик:

— Поставьте меня на место! Сейчас же!

Вася в ответ:

— А не поставлю!

И пошёл, и пошёл гоголем, почти что полетел. Не кот, а сокол ясный! И поплыл, и поплыл — ветер в паруса. Не кот, а баркентина морская. Стремится вперёд горделивой поступью, будто и не тяжело ему вовсе. Не видит за своей прекрасной ношей, что мягкий снег под лапами кончился, а начался скользкий ледок.

Муся ему:

— Пустите меня!

Вася ей:

— Не пущу!

— Ах так, — рассердилась красавица и сумкой почтовой его по темени — хрясь!

Оступился Васенька, поскользнулся и — ой, мама! — полетел вверх тормашками. Темечком приложился, аж свет перед глазами померк. Стал из гоголя гоголь-моголь. Одна мысль на уме: как бы Мусю не уронить.