Лёнька

- Вот сегодня в такую жарищу дома бы лежать, дак приспичило мне в пенсионный тащиться. Умаялась, сил нет. Хоть ляг да помри.

- Ну ты тоже скажешь, тёть Лип. Рано ещё помирать-то.

- Рано не рано, а уж девятый десяток пошёл, Лида. Устала я, да и Серёжа меня там, поди, заждался.

- И ещё подождёт, не торопись, тёть Лип, помереть-то недолго, вот обратно никак!

Олимпиада Петровна согласна закивала, но стоило ей прикрыть усталые глаза, как снова чудился молодой, черноусый Сергей, который звал жену за собой.

Едва успел Лёнька загнать курей в птичник, как снова явилась настырная гостья.

- А нету хозяйки, - заявил он, преградив жизнеуправше дорогу. - Из городу не вернулась, видно, у сестры погостить осталась.

- Лёня, давай по-хорошему. Ты что, думаешь, развлекаюсь я, что ли? Работа такая, что поделаешь. Сегодня не заберу, штраф огребу, а я и так в них по уши, сам знаешь.

Домовой угрюмо помолчал, скрестив руки на груди, потом буркнул:

- Нету её.

- Вот я хотела по-доброму, Лёня, сам вынуждаешь, - вздохнула гостья и сунула ему под нос пергамент, усеянный мелкими буквами. Внизу свитка блестела большая сургучная печать. - Вот, Лёнечка, штраф тебе из Канцелярии нашей. Теперь уж меня не обманешь. Зови давай.

- Фта фету фофяйки, - сказал домовой и в ужасе закрыл рот ладошками.

- Работает, - хихикнула жизнеуправша. - Больше не соврёшь, Лёнька, иначе сразу картавить будешь. Ты посмотри, какие ангелы выдумщики, а?

Домовой смотрел на гостью, в глазах его плескались слёзы.

- Да как же… я… без неё-то буду, а? - прошептал он и разрыдался. Жизнеуправша обняла его, погладила по спине:

- Ну ты чего, чего… Ты думаешь, ей там плохо, что ли, будет? Там хорошо, Лёнечка, спокойно, отдохнёт, подлечится, с мужем и детьми повидается. Здесь ей чего? Ничего. И никого... - гостья вздохнула, смахнула набежавшие слезинки. - А потом вернётся. А хочешь, - она вдруг горячо зашептала домовому в самое ухо: - Хочешь, потом снова к ней попадёшь, а? Я устрою, а?

Лёнька часто-часто закивал, утираясь длинными рукавами, а потом отошёл от двери и кивнул, проходи, мол, давай. Жизнеуправша глянула ему в глаза, улыбнулась и вошла в дом.

В дом Олимпиады Петровны въехали новые жильцы, шумные, дружные, весёлые, с любопытными детьми и вездесущими кошками. Лёнька вспомнил, что тётя Липа кошек не держала, знала, что домовой их не любил, а от шерсти чихал и кашлял. Теперь же деваться было некуда.