Знаток. Заложный

Знаток. Заложный

Герман Шендеров

Знаток. Заложный

Мощные кроны едва защищали от палящего полуденного солнца: даже в самом дремучем буреломе приходилось постоянно щуриться и закрывать лицо ладонью. А в лесу во всю мощь царствовало лето – стрекотали кузнечики в траве, шмыгали под кустами обнаглевшие жирные зайцы и бегали по деревьям белки, и повсюду жужжало неутомимое комарьё – Демьяну и Максимке даже пришлось надеть накомарники, чтоб спасаться от кровососов.

– А гэто белян-трава, – голосом школьного учителя рассказывал Демьян, показывая пацану пучок сорванной травки, – она табе и от морока спасёт, и от сглаза…

– Ну, а если мне, скажем, одноклассник чего дрянного сказал, то морок буде? – зевая, спросил Максимка, но при этом честно старался разглядеть и запомнить белян-траву: остролистый кустик в локоть росточком с пожухшим от жары цветком. Знаток тебе не Анна Демидовна из школы, может и ухо выкрутить, и подзатыльником проучить.

– Морока не будет, дурень, а сглаз может и быть. Если твой дноклассник от души пакость якую ляпнет — так можешь и на гвоздь наступить, и захворать… – перед глазами Максимки всплыла раскорячившаяся на потолке избы женская фигура; злобно сверкали в темноте зрачки одержимой бабы. – Коли ненависть есть, злоба настоящая – тогда и сглаз получится, а то и чего похлеще.

– А, ну да… – Максимка присмирел, задумался.

Из-за произошедшего с Аллочкой, председательской женой, всё Задорье вот уж неделю гудело, что твой улей.

Первым делом прибежал участковый. Поохав по-бабьи, вызвал из райцентра опергруппу. Те приехали аж часов через пять — когда трупы двух женщин уже сковало хваткой стылого «ригора мортиса». Пока тела выносили, знатка допрашивали, усадив на тот самый злополучный топчан, где провела последние свои дни Аллочка. Председатель же выл в сторонке, вгрызаясь зубами в испоганенные Аллочкиными выделениями простыни – его позже забрали приехавшие санитары. Знатока опрашивал оперативник, долго, упорно, записывая каждое слово в планшетку и косясь недоверчивым глазом. А тот всё спрашивал: «Нешто думаешь, брешу, а, повытчик?». Просидели до глубокой ночи — уже брезжил за полями рассвет. В конце концов с Демьяна Григорьевича Климова взяли подписку о невыезде. И то — по большому блату и личной просьбе участкового: мол, боевые заслуги, герой-партизан. Сам, поди, тоже понимал, чуть что — по больницам не наездишься. А так утащили бы в СИЗО в райцентре, и сидеть бы знатоку в темнике.