Акаши

– На кой чёрт мне молоко?! Я тебя не за ним посылала!

 – Простите, Любовь Андреевна, сейчас сбегаю! Только пусть он останется! Пожалуйста? Я буду о нём заботиться, честно слово!

 – Никаких животных! Мне одной тебя – во! За глаза и за гланды! – тётя ударила себя по шее ребром ладони и заперхала. – Со свету меня сживёшь, дрянь!

 – Пожалуйста, Любовь Андреевна! Папа и мама разрешили бы!

 – Их год уже как нет! Забыла? Я – твои родители! А ну оделась, и марш за хлебом. И эту дрянь по дороге выкинь! – женщина пнула котёнка.

 Лена подняла на мачеху вдруг высохшие глаза.

 – Нет.

 – Что значит «нет»?! — взвыла тётя.

 – То и значит! – Лена упёрла глаза в тётку.

 Лампочка в люстре лопнула с громким хлопком, окатив Любовь Андревну мелким стеклом. В тесной кухне запахло озоном.

 – Квартира на меня записана. Кот останется, - отчеканила девушка.

 – А за хлебом я завтра схожу, – закончила она уже не так уверенно.

 Любовь Андревна побагровела. Несколько раз она набирала в грудь воздух, словно собираясь что-то сказать, но каждый раз останавливалась.

В конце концов она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью.

 Лена вернула блюдце на место, налила ещё молока.

 – Буду звать тебя Кузя, домовёнок – улыбнулась и почесала кота за ухом.

 

 Уже год Лена не видела снов. Проваливалась в чёрное забытьё, чтобы наутро проснуться усталой и разбитой, а то и заплаканной. Сегодня под мирное мурчание Кузи она уплывала на мерно качающейся лодке по тихой реке под высоким звёздным небом.

В непроглядном мраке было видно каждую звёздочку, каждую туманность.

 Лодка мягко ткнулась носом в песок. Лена поднялась и огляделась. Огромная жёлтая, как сливочное масло в телерекламе, Луна плыла по Млечному пути. Высокая трава неслышно качалась под мягким ветром.

 На дальнем холме горел костёр. 

 Пульсирующий гулкий ритм барабанов наполнял степь. Свирель завывала в бешеном ритме. Пламя взлетало и опадало, топтало трескучие поленья, звало плясать.

Никто не мог ему противится, вокруг костра всё быстрее и быстрее крутился хоровод. Как Лена оказалась среди танцующих, она и сама не поняла. Её тело само знало все движения, а сердце давно уже подхватило бешеный барабанный ритм. Справа танцевал сатир, а слева кружился юлой в распахнутой рубахе лепрекон.

 – Стойте!

 Темнота сгустилась, из неё выступил высокий силуэт.

 – Кто эта новенькая? — сверкнули жёлтые глаза.