Пробуждение дара

Собака могла откусить руку или перегрызть горло!

Мама́ зашла решительно:

– Елизавета Алексеевна, повернитесь ко мне! – такое официальное обращение не сулило ничего хорошего. Лиза развернулась и виновато посмотрела на мать, но её красивые глаза уже не метали молнии, а в мимике сохранялась лишь напускная суровость. Провинившаяся дочь опустила взгляд:

– Простите, матушка. Я больше не буду, – а про себя добавила: «на виду у всех».

– Ты хоть понимаешь, что собака могла лишить тебя жизни?

– Она сама открыла пасть и отдала мне птичку.

– Не выдумывай! Чтобы я больше не слышала о твоих посещениях псарни! Девочке нечего там делать. Я разрешаю вам с Лёвушкой ездить на лошадях и играть с деревенскими детьми, а не с собаками. Они же охотничьи, признают только своих хозяев. Да ещё прислугу, которая их кормит! У них совсем другое сознание, нежели у людей. Не хочу, чтобы ты стала инвалидом или пищей для животных! Свободна! Но помни, что ты нам с papà дорога.

Мать даже не обняла прощённую дочку – в назидание на будущее.

– Merci maman, – она сорвалась с места и поспешила в нужник. На сегодня у неё намечался важнейший план, который был отложен из-за наказания.

– Обрадовалась! К трапезе явиться не забудь! – вдогонку успела выкрикнуть мать, хотя ей было несвойственно повышать голос, тем более в присутствии слуг.

Между тем, на выпуске* [2] тоже шёл разговор о хозяйской дочке.

– Как беды не случилось? Утешай – не щенок неразумный, ндрав у яво суровый. И чужого-то к себе не подпустит, и добычу, покуда жива, нипочём не уступит! А тут отдал, да дитю ведь! И не скалился, не рычал, – говорил, став свидетелем того утреннего события, псарь Василий навестившему его конюху Сидору, удивляясь.

– Я давеча тоже заметил – Воструха, кобыла, што её возит, ластится к ней. Может, и собаки доброту чуют?

– Какая доброта? Она ж орала: «Отдай! Отдай птичку!» – продолжал удивляться Василий.

– Хочешь сказать, испугался Утешай? Али собаки отроков не трогают?

– Да нет. Могут и порвать, ежели те задразнивать начнут. В позапрошлом годе, перед охотой было дело, насилу отбили чадо неразумное.

– Штоб охотничья собака, да свою законную добычу из зубов живой выпустила... бесовщина прям, – Сидор перекрестился.

Псарня была надёжно огорожена каменным забором и дубовыми воротами. Собачкам жилось, пожалуй, лучше, чем крестьянам из ближайшей деревни.