Слово лорда

Жив останусь – никогда этот игровой побег не забуду. Всё просто: меня гонят как зверя, я сваливаю. Лёгкие горят, мышцы уже не болят, болели они час (или два?) назад, впереди темень, позади собачий вой и команды на немецком.

Я в болото влетел, пробкой из него с перепугу вылетел, едва сапоги там не оставив. Стою, с сосной обнимаюсь, очень хочу под ней же и лечь, но понимаю, что не встану. Направление давно потерял, хотя я его, кажется, ещё раньше потерял, но хочется верить, что я вот этих подальше от полигона увожу, они же не холостыми стреляют, а там просто народ, который поиграть приехал, у них вообще ничего из оружия кроме ножей, да и те не у всех.

А если не они к нам, а я к ним? Ну… Тогда мне здесь же и хана, с ноутбуком к Сталину – не мой жанр, я больше по классическому фэнтези. Ещё и луна из-за облаков выплыла, я только навострился в темноте что-то различать. Не, видно стало куда лучше, но ведь не только мне, этим тоже.

Но просто так я не дамся, пусть побегают. Как раз на той стороне болотца подлесок затрещал. Я не стал дожидаться, когда им в лица посмотреть смогу.

Даже не сразу понял, что земля под ногами куда-то вверх уходит, думал, просто при каждом шаге вперёд от усталости завалиться норовлю.

Оказалось, и правда в горку бегу. Иду. Еле ноги передвигаю. Умный в гору не пойдёт, ну так я разве умный? Хм, вообще-то умный. Лорду тупить нельзя.

И тут мне руку протянули. Я за неё схватился, чтоб не упасть, и только потом взгляд поднял, благо полная лунища так фонарём в небе и висела. Рука мужская, под ногтями чёрная каёмка. Защитного цвета рукав. Я аж выпрямился. Лицо широкое, простое, глаза серые. Пилотка на затылок сдвинута. Сказать надо что-то, а я только лыбиться могу и радоваться, что в меня наконец-то не стреляют.

И в этот момент он меня на себя рванул так, что мы оба куда-то рухнули, а над нами ещё одна очередь просвистела.

Пока я ошалело осматривался, они со своего холмика уже вовсю отстреливались. Я один раз рискнул голову поднять, мне хватило, чтоб разглядеть, от кого я бегал. Неживые они. Не зомбаки гниющие, не скелеты, просто лица худые, будто высохшие, и глаза запавшие. Но так ещё страшнее.

И я стал смотреть на тех, с кем за одним поваленным деревом прятался. Сапоги в грязи, плащ-палатки тоже забрызганы понизу. Для живых людей бледноваты, конечно. Причём все. У меня один из братьев от злости или волнения не краснеет, а бледнеет, как школьный мел. Но чтоб у всех так: ни загара, ни румянца.