Октавия

— Мы ведь можем жить, не убивая людей. Почему мы идём и убиваем?

Игрис подошла ближе и опустилась перед ней на колено:

— Человек тоже может жить, питаясь одним куском хлеба в день. Но будет он жить или выживать? — Октавия упорно отводила взгляд от неё. — Ты хочешь выживать, потому что жалко убить того, кто погубит тысячи жизней во имя своих грёз?

— Неизвестно, кто погубит больше.

Она осталась в комнате совсем одна, когда Игнис, коснувшись её плеча напоследок, встала с колена и вышла из комнаты. Гости погрузились в свои кареты и двинулись прочь от поместья.

И еще целый год Октавия Винреско раз в месяц видела заветный подвал, куда приходили люди. И обратно уже не выходили.

***

— Я Стефан, а это мой товарищ Калеб.

Стефан, кажется, начал догадываться, что здесь что-то не так. Словно перед ним разыгрывали какое-то странное выступление. Они точно тут не ради размышлений о будущем отчизны, да еще и как-то странно таращатся на них, словно сейчас же растерзают. А вот Калеб не чуял опасности, и Стефан приготовился хватать его за шкирку и лететь отсюда на всех парах, одержимый каким-то странным внутренним ощущением: последнее, о чём он сейчас думал, так это цель визита сюда.

— Извините, вы Октавия? Графиня Винреско?

Вопрос ошарашил девушку, и она, подняв склоненную голову, уставилась на рыжеволосого парня. На его лице возникла радостная улыбка, а упыри обменялись тревожными взглядами. Таким же взором одарил Стефан Игнис, но она зрительный контакт не поддержала.

— Да, это я, — ответила Октавия слегка пораженно.

Ричард склонился над ней еще больше, и девкшка исподлобья взглянула на его руку на своём плече: он сжал пальцы сильнее.

— Правда? Вы? — он вскочил со стула и упёр руки в стол. — Отданная замуж за виконта Бладшефта? В маминых записях никогда не значилось, что есть прототипы!

— Калеб, сядь, пожалуйста! — Стефан тревожно огляделся и дёрнул его за подол рубашки: как никогда он почувствовал себя уязвимо в этой комнате.

— Не надо, пусть говорит, — остановил Стефана Ричард.

Теперь казалось, что вся зала опустела. Внезапная тревога снова поразила Стефана, и он вцепился в рубашку Калеба, все еще пытаясь усадить его на место. В ушах засвистело, и голова потяжелела. Не меньше тревожилась и Октавия, сглотнувшая подступивший к горлу комок. Она тоже ощутила некоторую тяжесть: то ли от морального гнёта, то ли от гнёта очень даже физического, который оказывал на неё благоверный муж.

— Ричард, я не понимаю, — растерянно произнесла Октавия.