Стеклянная история

Стеклянная история

Филипп Андреев

Пролог

В первый раз его глаза открылись в такое пространство, где он никак не мог оказаться. В такое, которого, строго говоря, вообще не могло существовать.

Со всех сторон, куда мог достичь взгляд, он упирался в прозрачную, как будто бы стеклянную, оболочку, внутри которой шел снег - словно он попал внутрь рождественской игрушки. Но в таких игрушках не бывает песка - а именно на песке лежало, вопреки всему, его тело. Точнее - в песке: попытавшись приподняться, он обнаружил, что уже сильно засыпан, а затем увидел, как снежинки, падая, превращаются в сухие жёлтые крупинки. Он потер глаза и их сильно резануло песком.

Сквозь резь и подступившие слезы он увидел приближавшиеся к нему фигуры. Точнее, он как-то понимал, что фигуры - кажется, их было двое - приближаются, хотя в размерах они при этом никак не менялись.

Очертания подходивших были смутными, но отчего-то вглядываться в них пристальнее не хотелось.

Он снова откинулся в горячий песок, закрыл глаза, и постарался вернуться в забытье. Где-то на грани желаемого он услышал над собой слова на грубом гортанном языке. Язык был незнакомым, но смысл сказанного он ясно понимал, а удивляться этому уже не было сил.

- Уместен ли средневековый романтический дискурс в эпоху метамодернизма?

Спрашивал мужской голос, а в ответ прозвучал женский. Его знакомый тембр отозвался в груди резким уколом.

- Определенно, отжившая парадигма. Негатив, страдания и прочий шлак. Требуется прочистка анахаты.

Укол повторился – но вместо иглы теперь, кажется, работал бур. Прежде чем тупая жгучая боль заполнила собой все, в стеклянную сферу ударила волна, мир вокруг опрокинулся, потом раздался звон и он почувствовал, что сыпется вместе с песком куда-то вниз, и в то же время понимается со снегом вверх.

Тогда он открыл глаза во второй раз.

Глава 1. Пробуждение

Мир в открывшихся глазах решительно отказывался фокусироваться, а верх и низ ожесточенно играли в пятнашки.

Возникавшая в результате постимпрессионистская картина (менее интеллектуальный наблюдатель назвал бы это американскими горками) Сида, поначалу, всем, кроме чувства тошноты, устраивала – он не был уверен, что готов предстать перед реальностью в ее отчётливом виде.

Любые зародыши мыслей или воспоминаний, едва появившись осторожно на окраине сознания, сразу начинали шкворчать, как кусочки сала на разогретой сковороде.