Дщерь Гранатовки

Присмотревшись к русоволосому ближе, Изольда заметила изменения в его когда-то безукоризненной внешности – по всему лицу пролегла сеть мелких морщин, а волосы на висках были неумело подкрашены: парень явно пытался скрыть возникшую седину, но получилось у него это крайне плохо. Паутина морщин покрыла и кисти рук, однако внешнее проявление возраста не повлияло на работу организма – двигался Босхейн с прежней долей изящества, чему Изольда вряд ли когда-либо бы научилась.

- Может, присядешь? – ожидаемо предложил Гессель, и в голосе прозвучали неожиданные для парня нотки сомнения.

- Села бы, если б знала, о чем с тобой говорить.

- Я думаю, одна тема точно найдется.

- Уничтожение Оттошонкора?

- Не угадала, - и еще одна фигурка сдвинулась с места. – Предложение руки и сердца…

И Изольда услышала в своем же голосе такую сталь, на которую, казалось, никогда не была способна:

- Ты не понял моего ответа.

- Скорее, ты не поняла моей просьбы… Пока что просьбы, - и Гессель поднял вверх указательный палец.

– Прежде чем пойти на этот шаг – который, поверь мне, не принес ничего, кроме самоуничтожения – я взвесил все положительные и отрицательные стороны, которые могут быть…

«Ну ты и скотина», - мысленно выругалась Изольда – уж чего-чего, а такого уровня цинизма от двоюродного брата Ачена, бывшего живыми честью и порядком Оттошонкора, она никак не ожидала.

- И в результате долгих раздумий, на которые меня натолкнули полученные знания, я сделал для себя очень простой вывод – Оттошонкор должен погибнуть для того, чтобы все остальные миры могли жить.

- Помнится, раньше ты говорил иначе…

- Ты о переселении своего народа в любой другой подходящий мир? А я и сейчас не отказываюсь от этих слов. Но дело в другом, дорогая Изольда, - и Гессель резко встал с трона, - пропустив через себя все крупные и незначительные детали твоей жизни, я понял одно: там, где ты, всегда война, голод и смерть. Тебя необходимо обуздать, и только мне известно, как это можно сделать…

Изольда попыталась рассмеяться – зло и горько, но тело выдало лишь негромкий, сдавленный кашель.

Гессель молча, без капли возмущения выслушал это соло с сомнительным музыкальным содержанием, и наградой ему стало ожидаемое возражение:

- Меня нельзя обуздать, но можно лишь любить. И Тристан это прекрасно знает…

Гессель ударил ладонью по лбу:

- Ну конечно, опять Тристан… - и впервые за все время диалога Изольда услышала легкую злость.