Кащей и две пещеры

Кащей снял с пояса серебряный серп и прочертил в воздухе восемь перекрещивающихся в центре линий. Каждый взмах оставил после себя тонкий след, светящийся молочной белизной. Разрезы нельзя было в полном смысле слова увидеть, как и их свечение – что-то мерцало на периферии зрения, скрадываясь в обманчивых грозовых тенях. Такие вещи видят только те, у кого нет своих глаз или, что в общем то одно и то же, кому глаза не сильно то и нужны. Линии то растворялись, то проявлялись, дергаясь от нарастающих порывов ветра, и Кащей начал петь. Монотонный, густой как патока звук заполнил пространство, перекрыв даже буйство стихии. В песне не было слов – она складывалась из рокота морских волн, шуршания гальки, криков чаек и плеска соленой влаги о борта корабля. Вечное путешествие наедине с бескрайним простором, где человек встречается с чудовищами, смотрит на солнце и… И в том месте, где должно было прозвучать имя одноглазого бога, к которому взывают ищущие голос будущего в знаках, вырезанных на дереве, зазвучало пение Пана. Король лесов и полей вклинился звоном кимвал, гулким ревом водопада, свирелями и барабанами, эхом пещеры и дробным перестуком ног неистовой пляски. Он приплясывал на месте, закрыв глаза, и его руки чертили спирали, медленно летевшие в сторону прочерченных Кащеем линий. Каждый знак, срывавшийся с кончиков его когтистых пальцев, полыхал расплавленной бронзой, будто само солнце дарило свою силу его заклинаниям. Постепенно линии и спирали начали сливаться, вращаться и переплетаться друг с другом, обмениваясь искорками света. Пение их тоже стало единым – грозным шумом всепобеждающей жизни в вечном круговороте бытия. Оно нарастало, и вместе с ним билась в порывах ветра гроза, сверкая молниями в неистовой пляске рождения и смерти. Раз, другой, третий по краю луга начали бить молнии, вырывая из темноты на краткие мгновения длинные тени. Грохот сбивал с ног, но странным образом не мешал, а вплетался в песнь, в пляску сигила, вращавшегося все быстрее и быстрее, в пот на лице Кащея и перезвон браслетов Пана. Молнии били, сверкал знак, ветер трепал их одежду и луговые травы, как, наконец, настало крещендо. Сверкающая, алебастрово-белая дуга электрического разряда ударила в осину, мгновенно воспламенив дерево. Пламя вспыхнуло, взлетело вверх и в стороны, вспышкой ударив в мягкое подбрюшье туч. Сигил слился в неразличимый круг и взорвался ослепительным светом. Через мгновение Кащей и Пан пропали, а на долину упала первая капля дождя.