Оливье

А может, говорили, все дело в том, что Настоящий рецепт мог сработать только раз в году, в течение считанных часов перед наступлением Нового года.

Мастер покинул мир, унеся с собой тайну. История превратилась в легенду, легенда стала сказкой, сказку позабыли, и лишь традиция ставить на новогодний стол тазик с оливье напоминала теперь о том, во что верили когда-то предки. Никто кроме Википедии уже не помнит, что Оливье — это фамилия Мастера.

Мы — помним.

Я смотрю вперед, сквозь белые хлопья и скрипящие по стеклу дворники. Смотрю на Дом Обетованный. Наш Храм. Наше Место Силы. Грязное, обгорелое здание бывшего ресторана «Эрмитаж» на Неглинной, 29.

Вот уже четыре года, как оно пустует, и только редкие рабочие нехотя ползают по его сгоревшим перекрытиям. Пожар сжег залы ресторана, лестницы, вестибюль, зимний сад, обрушил лепнину и балки. Мало что осталось от нашего Храма.

О, как воевали за него наши предки из второй и третьей генерации.

До последней капли крови в гражданскую. Пока наконец не подписали пакт, что ни один посвященный, ни из одной фракции не должен им владеть во избежание тотального уничтожения. С тех пор сквозь него прошли массы случайных людей. Какие-то крестьяне, издательства, театры и кинотеатры. Я смотрю на глухое, пострадавшее, почти мертвое здание, и на глазах у меня наворачиваются слезы.

— Вашбродь, — подает голос Потап, — кувалду-тоть брать?

— Конечно, любезный. Конечно брать.

Мы выходим, склоняясь под воющим ветром. Пробираемся дальше по улице, вдоль стены, туда где совсем темно и есть проход в заборе. Потап идет размашистым шагом, на плече у него огромная кувалда. Если бы не джинсики и меховая хипстерская курточка, он бы смахивал на рабочего без колхозницы.

Мы пробираемся внутрь через проломанную боковую дверь.

Здесь темно, холодно и сыро. Вспыхнувшие фонари разгоняют по углам мрак вместе с пылью и сажей. Все вокруг завалено мусором, какими-то слежавшимися мешками и обрезками труб. Идем дальше, осторожно, выключая фонари там, где света с улицы достаточно. Минуем вестибюль и разгромленное фойе, плутаем по коридорам. Я помню это здание как свои пальцы и могу ходить по нему с закрытыми глазами. Мы все можем.