Мёд поэзии

Когда текст был дописан и точка поставлена, бумага исчезла, и он обо всем забыл… Но осталось настроение, удовольствие от процесса, гордость творца. Это мой дар — точнее, справедливая плата.

Появился второй листок.

 — Это писал серьезный, строгий мужчина, который занимает ответственную должность в крупной компании. Порой на него накатывает смутная тоска: ему хочется все бросить, послать к чертям работу, жену, выросших детей… И сорваться куда-то за горизонт. Не так важно, куда именно. Ему даже не надо было почти ничего советовать — так, названия, имена, ярлыки…

 — И он тоже забыл? — уточнил Елисей.

Еще один кивок, и обрывок в руках Дозорного затрепетал.

 — А это написал мальчик, который доживал последние дни в хосписе. У него был рак. Нет, ты уже ничем не сможешь ему помочь — он умер десять минут назад. Смутно ощущая приближение смерти, он спокойно и уверенно ждал ее, как обещанного гостя. От меня потребовалась только власть над словом — все остальное он сделал сам. Большой маленький молодец.

Крупная дрожь от этого спокойного, размеренного голоса, повествующего о судьбах и случайностях, колотила все сильней. Чтобы сдержаться, Елисей сделал шаг назад и оперся спиной об нагретую сталь авто.

 — То есть, все стихи в мире… — фигура карикатурно всплеснула руками.

 — Нет, ну ты уж, пожалуйста, не делай из меня крайнего… крайнюю… Я еще не определилось, — последовало смущенное уточнение. — До осознания себя, до отделения воли от процесса мне понадобилось довольно много времени.

Поэты дают мне… импульс. Крутящий момент. Но, согласись, далеко не все они интеллектуалы. А те, кто пишет, потому что надо, а не потому что необходимо — ремесленники и профессионалы пера, — они тоже не от меня. И я не от них. Это, кстати, не осуждение, ты не подумай.

Елисей постепенно приходил в себя. Сущность рассуждала почти как человек — собственно, она и была в какой-то мере человеком. По крайней мере, человеческое в ней точно присутствовало — это ощущалось. Он потер виски, собрался с духом и задал главный вопрос.

 — А почему я? Мне что, тоже предстоит что-то написать и забыть?

 — А. Потому. Что, — с удовольствием, выделяя каждое слово интонацией, ответствовала фигура и рассмеялась: — Просто захотелось. Не ищи в этом смысла: «Не во всем он есть, не везде он нужен…» Но если тебе хочется какое-то простое, понятное объяснение — я могу тебе его дать. Ты слишком серьезно относишься к жизни.

 — Кто, я? — делано оскорбился Елисей.