Коробка конфет

Коробка конфет

Олеся Бондарук

Коробка конфет

Я шел по парку, пытаясь справиться с паршивым настроением, но получалось плохо. Хотелось только одного — добраться до любимой скамейки, удачно спрятанной на вершине холма за густыми кустами, и перевести дух. Туда редко приходили мамочки с колясками из-за крутого подъема, да и вообще обнаружить эту скамейку можно было только случайно. Я рассчитывал побыть в одиночестве, а потому рассердился, когда увидел, что там кто-то сидит. Идти вниз не хотелось, поэтому я присел с краю, стараясь просто не обращать внимания на другую сторону лавочки.

—Здравствуйте, — услышал я и разозлился еще больше. Ну почему именно сейчас меня нельзя оставить в покое!

—Здравствуйте, — сквозь зубы процедил я, всеми силами давая понять, что в разговоре я не заинтересован.

—Извините, я не хотел вас беспокоить. Просто поздоровался. Мы все-таки соседи с вами.

Я обернулся и внимательно посмотрел на своего собеседника. Я узнал его, и настроение стало еще хуже. Они переехали в наш дом примерно год назад, он и его жена. Всезнающие бабушки у подъезда тут же определили его в наркоманы — за чрезмерную худобу, бледность и круги под глазами. А потом они выяснили, что переехали новые соседи в однушку из трехкомнатной квартиры и торжествующе сообщили, что первое впечатление их не обмануло. Ясно же, наркоман, оброс немыслимыми долгами, квартиру пришлось продать, бедная жена! Мысленно я соглашался с нашими пенсионерками, потому что однажды видел, как новый сосед еле стоит на ногах, пытаясь зайти в подъезд, а в другой раз его вырвало прямо во дворе. Его жена, серая мышка, была почти незаметной, ни с кем не общалась, к соседям за солью не ходила. Бабушки у подъезда одновременно жалели ее и презирали. И вот надо же, из всех возможных мне выпала встреча именно с ним!

Больше он ничего не говорил, но мне все равно было неприятно делить с ним это пространство. Да и с любым было бы неприятно! Еще пару часов назад я был преисполнен надежд, у меня было отличное настроение. Я купил коробку конфет и отправился к Лине, чтобы сообщить, что отпуск мне дали в июле, и что мы можем наконец поехать в путешествие. А она огорошила меня холодными, как ноябрьский дождь, словами. Она говорила ничего не значащие фразы о том, что мы не подходим друг другу, что ей надо еще подумать о том, чего она хочет в жизни. Все это — только мишура. Она просто хотела сказать, что я ей надоел, и что больше она видеть меня не хочет. А я просто не знал, что сказать.