Сосед

На секунду меня немного передернуло от увиденного, его рука, как, похоже, и его лицо, что я лишь мельком увидел под шляпой, было покрыто короткими рыжеватыми, даже не волосами, скорее шерстью, как у некоторых пород маленьких домашних собачонок.

А вот Дороти его вид, похоже, совершенно не удивил, и она, пожав мохнатую руку, спокойно вошла в галантно открытую соседом дверь.

Затем я часто слышал, как они поначалу перекидывались несколькими фразами на лестнице, потом начала болтать подолгу, похоже Норткомп слышал наши с ней разговоры через тонкие стены дома и тоже попросил ее принести ему каких-нибудь книг.

Один раз он даже зашел ко мне – высокий, нескладный и неуверенный в себе, будто боящийся выйти на свет. Что же, я отлично его понимал. Тогда я думал, что его внешность имеет своей причиной какую-то редкую генетическую мутацию, так что его пугливость была вполне объяснима. Мир снаружи вряд ли мог быть добр к человеку, с такой внешностью, так что только в месте, подобном этому дому, он мог найти себе убежище.

Что ж, в чем-то он был похож на меня.

В тот вечер он очень мало говорил и не притронулся ни к чаю, ни к печенью.

А как-то я видел, как Мистер Норткомп тащил в подъезд, украдкой, словно вор, половину говяжьей туши, огромной, я даже не знал, как он умудрялся так легко нести ее.

Что же, он точно не вегетарианец, и аппетит у него, должно быть, знатный – подумал я тогда.

Потом, страдая бессонницей, я неоднократно видел Норткомпа, неслышно ускользавшим из дома в ночных сумерках и возвращавшимся еще до того, как солнце окрасит тонкую полосу неба под брюхом моста в розовый цвет.

Ни я, ни Дороти никогда не спрашивали у нашего странного соседа о причинах его внешности или прошлом, такт не позволял нам столь бесцеремонно лезть в его жизнь, а сам Норткомп не был особо разговорчив. Однажды я спросил о нем у Ника, но тот лишь пожал плечами – платит вовремя, и на том спасибо.

Норткомп практически не общался со мной, но сблизился с Дороти, они часто говорили о чем-то на лестничной клетке.

Я не мог, да и не пытался разобрать слов, но голос Норткомпа звучал все спокойнее и мелодичнее, тогда как в голосе Дороти я с каждым днем слышал все больше плохо скрываемых тревожных ноток.

В один из слякотных дней конца октября, она попросила меня позвонить ей, если в окно я увижу крупного коротко стриженого мужчину, подолгу стоящего около дома. Я все же спросил ее, его ли она боится, и получил ответ – типичную, но от того не менее мрачную историю.