Возрождение Орсона

Медитация оборвалась, я ударил кулаками в пол, тяжело дыша. Столько боли было в этом подростке! Теперь я уже не мог винить его в содеянном. Судя по воспоминаниям и восприятию Орсино, мир этот был темным и мрачным, полным опасностей, горя и страданий.

Я выглянул в окно с высоты второго этажа. Деревья с сочными зелеными листьями уходили аллеей вдоль мостовой, отблески полуденного солнца на брусчатке ослепляли. Проезжали кареты и автомобили (новое слово, которое я узнал). У последних были колеса со спицами как у кареты, но лошадь заменял длинный капот с торчащими круглыми фарами.

Люди на улице нарядные и опрятные: мужчины в костюмах и цилиндрах, женщины в довольно откровенных платьях. Я повел взглядом за одной из них… а хорошенькие здесь дамы! Светлые двухэтажные дома с плоскими черепичными крышами выглядели ухожено и прилично. Орсино ничего этого не замечал и прожил свою недолгую жизнь словно в черном коконе.

Я приложил ухо к двери. На первом этаже раздавалось позвякивание кастрюль, лилась вода, кто-то разговаривал.

Я вышел в коридор и спустился.

Худая женщина стояла у плиты и помешивала поварежкой в кастрюле. За столом расселся грузный мужчина, мусолящий в пальцах кубок из давно не чищеного серебра. Перед ним стояла пузатая бутыль в плетенке, еще одна валялась под столом, рядом с горлышком подсыхала липкая лужица вина. Родители, понял я.

– Доброе утро, – сказал я, привыкая к чужому наречию. Мой голосок мне не понравился – высокий и тонкий, все еще подростковый, не сломавшийся в положенный срок.

– Ха! – отец указал на меня пальцем. – Что у тебя с волосами? Покрасился, что ли? Педрила!

Глаза его были осоловевшие, язык заплетался. Мать бросила на мои седые волосы меланхоличный взгляд и промолчала.

Увиденного и услышанного мне хватило для понимания ситуации, потому продолжать общение я посчитал лишним.

Пересекая холл, я замер. На стене за стеклянной витриной висела гитара. Удивительный музыкальный инструмент, настоящее произведение искусства! Корпус круто изгибался, словно дикая кошка перед прыжком, гриф своей длиной напоминал полуторный меч.

Казалось, струны, даже неподвижные, издают тихую музыку, шепчут, манят к себе. Не ожидал я увидеть в этом доме подобное.

Будучи много веков назад бардом, я близко познакомился со всеми струнными инструментами, особенно с лютней и гитарой, и все-таки инструмент хоть и напоминал гитару, но был мне незнаком.