Дети проходных дворов

— Никто не говорил, что ты должен со мной во мнении совпасть… Слушай, короче: мне надо прямо сегодня, понимаешь? И если я с этим не справлюсь, то никто уже не справится. Надо и всё.

— Пока не объяснишь, для чего — никуда не пойду, — упираюсь я. Или пойду, но домой, ещё всяких подозрительных типов на ночь глядя не хватало.

— Пока не пойдёшь — не объясню, — хитро улыбается он.

Вот же зараза.

Пока мы с Инаром идём по начинающим к ночи пустеть улицам, он становится всё тоньше. А позади него в пространстве висит тонкая тёмная черта.

И чтобы не заострять на этом внимание, он говорит. Обо всём подряд: о фонарях и переулках, о чём-то смешном, о сестре, о путешествиях, и как однажды сдал сессию вообще без троек. Говорит так, будто мы старинные друзья, хотя и двух часов не прошло, как знакомы.

Говорит о сестре — и взгляд теплеет. Ей, говорит он, постоянно снятся такие кошмары, что спать ложиться почти невозможно. А маленькие ловцы спасают только на один раз — не напасёшься.

И мы с ней придумали сказку про ловец размером с город, то есть такой, чтобы хватило удержать каждый её кошмар. А потом, говорит Инар, она уснула и всё ещё спит, и ей наверняка там очень страшно, потому что ловцы закончились — и кошмары держат так крепко, что с ними почти не сладить. Она уснула, а сказка осталась.

—…И вот я здесь, — заканчивает Инар, когда мы уже почти весь город прошли. — Не знаю, как у меня вообще получилось, просто сначала очень сильно верил, а потом однажды порезался и увидел нить.

А смотри-ка, уже утро. Быстро так…

И смотрит на светлеющее небо сквозь собственную руку — почти уже несуществующую, только очертания остались. И тёмно-синяя, как полуночное небо, нить осторожно проминается, когда он опускает руку назад.

— А она не порвётся? — вдруг вспоминаю я. — У нас же тут транспорт и вообще…

— Не порвётся. Её вообще никто, кроме нас с тобой, не увидит.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и всё.

— Тогда — прощай? — улыбаюсь через силу, хотя глаза предательски слезятся.

Пора заканчивать с привычкой привязываться ко всем посторонним, обратившим внимание, но — не сегодня, пожалуйста, ещё совсем чуть-чуть поиграю и домой.

— Прощай, — улыбается он контуром губ. И следующим моим шагом не остаётся даже контура, только арки тонкой нити свисают между пальцев почти до земли.

Какое бы волшебство ты ни творил, законы подлости на него будут работать со всей своей силой.