Рождество Алисанды

В кухне тоже никого не было. Пылал в громадном очаге огонь, облизывая пустой уже вертел; на закопчённой плите булькало в кастрюле какое-то варево, крышка подпрыгивала и брякала, когда варево выплёскивалось наружу, источая аромат тушёного мяса; рядом исходил паром кипящий жестяной чайник, изрядно помятый; на пустом противне, едва прикрытые грязноватым полотенцем, засыхали остатки рождественского рыбного пирога. И – ни души.

Алисанда против воли попятилась, прижимая к себе куклу. Ей вдруг стало жутко – так жутко, как, помнится, бывало только в самом раннем детстве, когда она была совсем глупая и боялась темноты и вампиров, про которых охотно рассказывала нянька, разбитная деревенская тётка Труди.

Тогда мать ещё находила деньги на няньку… Но не сейчас.

Что-то здесь было не так! Очень, очень не так! Кухня, особенно в большом доме – это такое место, где никогда не бывает пусто. Разве что глубокой ночью – и то кто-нибудь из слуг да забредёт, поискать снеди на полночный перекус.

Но чтобы  в разгар праздника… в самый сочельник… И никого? И ещё странное, мимолётное ощущение чужого взгляда: не то в самом деле было, не то приблазнилось…

Алисанда топталась на пороге, не зная, что предпринять.

Бежать? Не было ни сил, ни, честно сказать, повода. Ведь никакой же опасности – просто люди куда-то подевались. Но это, напротив, очень хорошо! Никто не увидит, как она возьмёт вот этот кусок пирога -  побольше, - макнёт в кастрюлю и быстренько сжуёт.

А потом возьмёт ещё один… вот этот, да… и ещё… С другой стороны, весь её жизненный опыт вопил, что когда что-то настолько явно идёт не так, лучше сбежать, переждать, отсидеться, понаблюдать – в общем, проявить благоразумие.

Алисанда потопталась ещё. Голод пересилил.

Она заглянула в глаза щелкунчику и прошептала:

-Ведь ничего страшного, правда? Их всех просто куда-то позвали… в большую залу, наверное… Зато никто ничего не увидит!

Опасливо озираясь, она прошла мимо рабочих столов с забытыми на них ножами и разделочными досками, мимо полупустых корзин с овощами, мятых жестяных вёдер, полных очистков и объедков, здоровенного жестяного же бака, на дне которого плескались остатки чистой воды.

Схватила ближайшую к краю противня корку от пирога, оглянулась – нет, по-прежнему всё тихо и пусто. А тот чужой взгляд точно почудился!.. Подскочила к плите, скинула с кастрюли крышку, прихватив её висевшей на печной заслонке тряпкой.