Салтычиха

Салтычиха

Ярослав Хабаров

Салтычиха

Вот, Вы говорите, мистика абсурдна. Мол, мистика да религия есть лишь способ империалистов и угнетателей держать свой народ «в узде». А я, имею повод с Вами категорически не согласиться! Значится, был любопытный случай, в моём детстве:

Отец мой из угнетенного класса – форменный пролетарий. После голодных годов Гражданской войны был отряжен на поселение в деревню Никольское, нашей с Вами области. По правде сказать отец был тем ещё тунеядцем! Бабка по матери поговаривала, что при Николашке отец студентом был, но его за попойки и прогулы отчислили. Работать он пытался, но то по его мнению платили мало, то «слишком много хотели». Одним словом он всегда был немного во хмелю и с пустым желудком. На мир он обозлился и центром своей злобы избрал ненавистный режим «угнетателей и воров» . И естественно принял самое деятельное  участие в «Революции угнетенных». Там он себя и проявил. Самолично повесил двух купцов на Сеной площади и даже штурмовал здание уездной управы. А после смерти «Великого вождя» был направлен в небольшую деревеньку Никольское, для организации там коллективного хозяйства или как теперь принято сокращать «колхоза».

Мою мать ему приставили в помощницы. Так сказать для перевоспитания её. Она была начитанной и грамотной, видимо, поэтому её и нужно было перевоспитывать. До вышеперечисленных событий  преподавала музыку в губернской женской гимназии. И, Ежов знает, по каким причинам была причислена к «угнетателям». Мать её, тобишь бабка моя, была из крепкой крестьянской семьи. Всю жизнь копила на образование для дочери и сына, который не дожил до Гражданской и слёг от чахотки после купания в апрельском ручье.  Дурная забава, скажу я Вам, но молодость она такая…полна дурных забав…

Ну, так вот, году так в 36-м – 38-м, точнее не помню уже, было это. Мне тогда лет 12 стукнуло. Была в нашей деревне одна бабка. Вроде бабка как бабка. Одинокая. Кем была до Гражданской никто не помнит, но люд поговаривал, что она помещица из соседней области. Мол от народного суда укрылась в глуши. Может оно и так, но в её поведении ничего особенного не было. Однако отцу она не нравилась. Ему, конечно, все не нравились, но она особенно. Дом он ей выделил на выселках. Раньше в нашей деревне было более ста домов, но после войны, голода и революции многие уехали, некоторых признали кулаками и выслали, иные, же просто сгинули. Одним словом люду заметно поубавилось. И к тем событиям осталось тридцать домов.