Рыцарь и пирог

Вышел в коридор, где его ждали водитель, охранник и секретарь.

Надо было ехать домой.

***

Иные письма взрываются мощнее, чем фугас.

Джоццо сидел за столом и шарил пальцами вокруг. Где-то там лежал футляр с линзами: тот самый малозатамский хрусталь, полированный и вставленный в оправу. Обычно господин Виччио не нуждался в подобной помощи, полагаясь на остроту собственного зрения. Но сейчас строки расплывались, руки дрожали, и текст отказывался укладываться в голову. Следовало вдохнуть, выдохнуть и перечитать еще раз.

Он, конечно, вдохнул. В тишине кабинета звук вышел резким, свистящим, словно не воздух втянулся в легкие, а пар в ходовой цилиндр. От свиста этого сам Джоццо вздрогнул и выдохнул уже гораздо мягче, спокойнее. Улыбнулся. Достал окуляры и принялся за чтение — в уже чуть более собранном состоянии.

Но через пару строк пальцы снова завибрировали.

«Здравствуй, — было выведено аккуратными, почти квадратными буквами на дорогой белоснежной бумаге. — Полагается сказать, что я скорблю о твоей утрате.

Невозможно скорбеть о том, кто ушел в новый, открытый только для него путь. Я не верю в посмертное существование, я знаю точно: каждого ждёт своя зелёная дверь. И за дверью лежит северо-западный проход. Но это всё, что я имею право сообщить. Поэтому поговорим об ином.

Если ты помнишь, в прошлый раз мы расстались на моменте, в котором я предложил тебе выбор. Выбор не состоялся. Принятие решения осталось за тобой. И мне кажется, сейчас момент выбора снова наступил.

Более того, сейчас ты в нужном состоянии души.

У тебя было время подумать о жизни и о смерти. Не буду ни к чему подталкивать. Всё, что ты сделаешь, ты должен сделать сам. Напомню лишь, что я благодарен. И что дар не требует обязательств.

Мне нравится твоя жизнь, Джоццо Виччио».

Вместо подписи внизу листа темнел тонко очерченный знакомый знак — Око Наблюдателя. Впрочем, и без него становилось понятно: Рыцарь не забыл. Не забыл и напомнил.

Из конверта, на котором не стояло никаких отметок, торчал ещё один сложенный вдвое лист.

Здесь почерк был совсем другой. Мелкий, извивистый, заплетающий сам себя венками и косами. Впрочем, читалось легко. Сверху вниз шло перечисление, словно в аптечном рецепте: 

«Зикра мелкого помола, полтора шоппена;Корень панакса, некрупный, в стекле;Ляпис ребис в тинктуре, полдрахмы;Плоды байтерека сушёные, от пяти до восьми в зависимости от размера;Вода из Ардвисури...