Иллюзия

– Проваливай, не трать моё время, – презрительно сказал тот.

Друг мой,

Пишу тебе с надеждой, что ты подаришь мне веру в чудо, в существование которого я окончательно перестал верить. Мне кажется, что я тону во мраке этого мира, что меня окружил весь негатив, который только мог окружить.

Мой рассказ не принимают к печати. Они придумывают самые разные причины для того, чтобы не печатать его. То он слишком фантастический, то он слишком мрачный, то он слишком светлый, то он слишком скучный, то он слишком маленький… Но во всех этих аргументах сквозит одна мысль, длина которой равна одному слову.

И слово то – Прибыль.

– Что это?

– Это мой дом.

– Ты живёшь в таком свинарнике? Не пробовал убираться?

– Пробовал. Но после десятой попытки понял, что это бессмысленно.

– Почему ты так решил? Уборка приводит всё в порядок. Даже твои мысли.

– Может и так. Однако я долгое время живу один. У меня нет друзей, нет родственников. Даже тебя у меня нет.

Ещё раз взглянув в зеркало, в свои красные от слёз и бессонницы глаза, он вернулся к оконному стеклу и посмотрел наружу.

Изменений не было. Всё то же, угольно-чёрное от туч, небо. Всё те же огни, кажущиеся назойливыми фонариками врача, проверяющего реакцию зрачков на свет.

Жизнь начинает представлять собой цикл. Бесконечный цикл мрака, отчаяния и одиночества. Ничто не способно прервать этот круг, который начинает вращаться всё быстрей. Волосы седеют, хоть я и молод, живот пронзает режущая боль от голода. Но никому нет до этого дела. Все заняты. Все вечно заняты.

И у всех на уме лишь одна мысль, длина которой равна одному слову. И слово то – Прибыль.

Положив очередной конверт в почтовый ящик, забив его до отказа, молодой человек вернулся в квартирный бокс, надёжно запер дверь и рухнул прямо на пол, в кучу провонявших потом вещей. Слёзы полились сами по себе, писатель даже не понял, что начал плакать. По искривившимся от плаксивой гримасы уголкам губ потекли слюни, а тихие всхлипы уже вскоре переросли в истошный рёв. Сгребая под себя грязные вещи, такие неприятные на запах, но такие мягкие, прямо как материнские объятия, молодой человек растворился в безграничной боли и страхе перед неизбежными поражениями будущего, оторвавшись от реальности.

– Надо же, какое необыкновенное зрелище, – внезапно раздался глубокий от загадочной потусторонней мудрости голос, резко прервавший рёв писателя. – Человек, которому ни разу не ответили на письма. Человек, обладающий невероятной властью… Хнычет в собственных помоях.