Самый тёмный лес

А во-вторых, с чего бы Угриму подозревать ложь, если Хитромор все тридцать лет провел среди людей и далеко от дома? С такого расстояния ни новостей не узнать, ни неприятностей учинить.

К примеру, не соблазнить ненароком невесту Воука, еще одного старшего братца. Невесту, которая прямо сейчас смотрела на мир мертвыми хрустальными глазами и уже никогда не навестит Хитромора, не прильнет к нему ночью и не будет шептать о любви, пока он молча засыпает. Нет, конечно, нет. У Угрима такое в голове не уложится, его сознание ограничено правильностью и скукой.

Он и случай с Остролиной до сих пор не переварил, а тут опять двадцать пять!

И хорошо. Иначе настучал бы отцу, а тому только дай повод выдумать очередное наказание для непослушного сына. Ведь предполагалось, что за время изгнания Хитромор должен обрести неведомую мудрость и измениться. И вряд ли под изменениями подразумевался роман с очередной невестой Воука. Хоть и романом происходящее считала одна Мальфрида, у Хитромора все эмоции такого рода давно выветрились.

Быть может, всему виной его человеческий вид, хотя правдивый ответ немного другой. И имя ему Остролина. Всегда только она.

— Хозяин леса почувствовал ее смерть, — пояснил Угрим, разглядывая неприятную для глаз картину. — И началась круговерть. Отец полагает, все не закончится миром. Люди ополчатся, звери станут им пиром.

— Как думаешь, что произошло? Человек приковал себя напротив Мальфриды, чтобы задохнуться вместе с ней? — Хитромор с ненавистью покосился на мертвого мужчину отвратительной наружности.

Неужели последнее, что видела перед смертью волшебная лесная дева, вот это уродливое морщинистое лицо? Никто не заслуживает подобной смерти.

— Ты лучше разбираешься в людях.

Без сомнений, так и было. Правда, за тридцать лет изгнания Хитромор по-настоящему разговаривал только со старухой Марьей, она приходила в его дом, убиралась и иногда готовила еду. В последнее время Марья стала плохо видеть, а глухой она была с самого рождения.

Идеальная человеческая собеседница. Кроме Марьи, он ни с кем не общался. А чары, чуть ли не последнее, что осталось от его настоящей сути лесного принца, позволяли обходиться без слов.

— Конечно, брат, я в них разбираюсь. Люди очень кровожадны и любят играть в престолы. И убивать друг друга на свадьбах. А еще рубить головы почем зря[2]. Отец прав, они способны устроить пир.

— Прекрати рассказывать эти ужасы, прошу! — поморщился Угрим.