Серая шкурка

Голова закружилась, и на какую-то секунду мне показалось, что класс поблек, стал серо-прозрачным, а сквозь него проступил речной берег, высокий костер, бревно возле которого скрючилась…

– Эй, в столовку пойдешь?

– Что? – я моргнула, и все пришло в норму.

Мышасто-зеленые стены вновь стали плотными, доска потеряла прозрачность, а линолеум вернул вытертую усталую желтизну.

– В столовку, спрашиваю, пойдешь? – прошептала соседка и добавила: – Горе заедать.

Я побарабанила пальцами по столу, потерла лоб. Кажется (у меня что? провалы в памяти?), ее звали Тиховецкова Катя, и она была новенькой.

Дружить с ней никто не хотел, хотя ничем особенным она не выделялась: глаза серые, волосы русые, губы тонкие. Мне она даже нравилась, но признаваться в этом я, конечно, не собиралась. Те, кто с порога заявляют, что у них есть дом и семья, и их обязательно отсюда заберут, шансов найти здесь друзей не имеют. Врагов вот запросто, а мне проблемы не нужны.

– Нету у меня горя, – отрезала я и отвернулась.

Потому что друзья мне тоже не нужны. Это кролики стайками живут.

***

На третьем этаже учебного корпуса в конце коридора находилось место, которое я очень любила. Спрятанная за раскидистыми кустами китайской розы, тещиных языков и еще каких-то растений ниша, в которой двое помещались только слипшись в обжиманиях, а одному было как раз. Чуть слева от нее располагалось окно, ради разнообразия выходившее не в унылый задушенный асфальтом школьный двор, а в школьный сад, по-февральски грифельный.

Мне нравилось наблюдать за ним, прислонившись к холодной стене. Сад, в отличие от двора мертвым не был. На серых, узловатых ветвях старых яблонь громко скандалили синички, расклевывая подвешенное в кормушке сало. Тонкую кисею свежего снега расчерчивали длинные следы сорочьих хвостов, обнажая грязный подплавленный наст. Пару раз я даже видела жирных полевок, спешащих из одной норки в другую. Эти наблюдения меня успокаивали, я чувствовала себя в безопасности, невидимая, недосягаемая, будто бы несуществующая.

Но жизнь шла не только за окном, но и среди школьников и учителей. Я становилась невольным свидетелем драм, трагедий, комедий, ссор, бессильной злости и бурной радости, расставаний и объяснений в любви. Вот и сегодня…

Обычно в субботу на третьем царила тишина: мелкота училась на первом этаже, средние – на первом и втором, а у старших в субботу стояло только три первых урока, и к обеду они из учебного корпуса исчезали.