Ритуал.

Ритуал.

Ирина Итиль

Ритуал.

Дом стоял вытянутой буквой «П», ножками обнимая квадратный, утыканный качелями и песочницами двор, а спинкой смотрел на пустырь. Поле, Степь, Пустошь – так звали этот обширный, еще не застроенный участок на границе между Городом и Лесом. За домом тянулась узкая асфальтированная полоса, разбитая и заросшая травой, погреба, кусты одичавшей облепихи, кислой и колючей, облюбованные перелетными птицами яблони-дички. Дальше – широкая, не сильно оживленная дорога, линия железных гаражей, заброшенная в начале девяностых, и Пустошь, уходящая в Лес.

Из Пустоши приходило всякое: Стук-постук, Пастушок, Сгоревшая Ведьма, Безглазый Ловец, Чумная Клара, Гусиный бог. Да только вот только взрослые в них не верили, списывая все на причудливую детскую фантазию. Дети же вздрагивали в своих кроватках от любого шороха, и, чтобы отвадить Стук-Постука, установили столб и украсили его бусами из молочных зубов и птичьих перьев и пели ему по пятницам. Чумной Кларе носили крысиные хвосты на алтарь из красного кирпича, а бабочек предпочитали не ловить и тем более не отрывать крылышки – Ловец не терпит конкурентов. Взрослые выслушивали все это, хмурились и закрывались газетами, заворачиваясь в пальто, закрывали окна. Пустошь была местом обитания детей.

Территорию делили банды Лжекороля и Двуворонов. Прыщавый подросток и двенадцать его рыцарей вечно боролись с белобрысыми близнецами (брат с сестрой были так похожи, что иногда их мать не различала). Для всех остальных обитателей Леса и Пустоши они задирами, которые носили разные стяги, но одинаково портящие жизнь тем, кто помладше и послабее. Нередко даже Жабе, шестнадцатилетнему лохоупому барду, который вроде бы как сохранял нейтралитет, доставались пинки и затрещины. Сильно его не били – Жаба рассказывал истории, пел скрипучим ломающимся голосом, подыгрывая на расстроенной гитаре, и приносил вести со всех концов Пустоши и Леса.

Сегодняшняя новость была короткой, но предельно ясной. Дерево умирало. Никто из детей сначала не поверил. Оно было всегда, оно будет всегда! Оно не может умереть! Дерево стояло чуть на пригорке, огромное, корявое, страшное, в каком-то сером лишайнике и увешанное выцветшими лентами. Оно служило и стражем и тюремщиком: не пускало кого попало, но и не выпускало тех, кто обитал в Пустоши. Даже Стук-постук останавливался возле дерева и возвращался в Пустошь.

Первыми подтянулись рыцари Лжекороля.