Смертные не оригинальны

– Вы-вы-вы, – парень, допятившись до старого буфета, уперся в него спиной и зачем-то выставил фолиант перед собой, – вы же не можете выйти из пентаграммы!

– Да? – удивился джинн, вразвалку подошел к дубовому столу, вокруг которого стояли почти целые резные стулья, уселся на один из них. – В чем еще твоя книжица тебе наврала? Впрочем, неважно. Что ты говорил про желания?

Паренек помялся, недоверчиво зыркая на джинна, решил, что жрать его демон не станет, и чуть приободрился.

– Мне бы это, – сипло начал парень, прочистил горло и поуверенней продолжал: – мне во-первых – чтоб старший горшечник надо мной не ругался, уважал чтобы, значит.

А то хожу на работу как на каторгу какую! То наорет, то подзатыльника отвесит, да всё через такую-то матерь! Ты, говорит, Фельк, не подспорье, а наказание одно! И под руку зыркает, и лезет во все! Нет моей мочи больше! Хочу, чтоб он уважал меня, вот!

– Фельк, – пробурчал джинн, цапнул из ниоткуда пухлую потрепанную книженцию и зашуршал страницами.

Те выглядели так, словно должны были рассыпаться в прах примерно три тысячелетия назад, однако небрежнее джинново обращение переносили на удивление стойко. – Дали ж родители имечко. Эге. Ага. Ну, с мастером сложно будет. Что дальше?

– Дальше, – парень окончательно успокоился и даже чуток разрумянился. Замызганный фолиант отложил на низенький табуретик. – Дальше – чтоб сестренка не болела. Сердце кровью умывается прямо, сколько мучится дите! Чуть ветерок подует – таким кашлем заходится, что аж в грудях колокочет! Считай, на одном гусином жиру с золой живет.

Мыслимо?

– Предсказуемо, – пожал плечами джинн, прищурившись на строчки в книжице. – На что еще могла рассчитывать твоя полоумная родительница, когда выкинула ребенка чуть ли не голышом на мороз в наказание за мелкую шалость? А ты тогда что ж сидел и глаза прятал? Постучал бы кулаком по столу, побежал бы забрать сестру с улицы. А ты что сделал? Ничего? Ну вот, что натворили – то и получили.

– Мамаша, конечно, того, – Фельк постучал себя костяшками пальцев по голове. Получилось звонко. – Да и я сплоховал. Но сестренка-то за что страдает? 

Джинн скривил губы.

– Ну а третье желание?

– А третье, – паренек прижал руки к груди, – чтоб мир настал во всем мире!

Джинн фыркнул.

– Чего? – надулся Фельк.

– Смертные, – джинн закатил глаза. – Абсолютно не оригинальны. Вот всякий раз одно и то же.