А где тут у вас серпентулий растёт?

Принц пошевелился, обнажив мускулистое тело – животик с многочисленными восхитительными кубиками, с дорожкой шелковистых волос, убегающих в штаны, широченные, накачанные плечи, длинные мускулистые ноги и крепкие шелковистые ягодицы. Открыл мутные, (что же там, в этом кальяне?) нереально огромные глаза необыкновенной красоты, глубоко синего, прямо кобальтового цвета, опушённые длиннющими, густыми, угольно чёрными ресницами, которым позавидовала бы любая женщина, встряхнул золотыми локонами и сексуальным, нежным, но хриплым с перепоя голосом спросил:

– Это кто? Новая рабыня? Почему без цепей? Немедленно проколоть губы, нос, соски ну и… там… сами знаете, где – тоже проколоть и вдеть цепочки.

– Я рабыня??? – взревела нежная дева, - Ах ты обсосок, козёл эльфийский, чудило пьяное! Я принцесса Ирисиксэль и сейчас я наведу здесь порядок.

Зорким, опытным санитарским взглядом принцесса оглядела огромное помещение, мысленно прикидывая в уме масштабы будущих работ.

– Та-а-к… Что за бардак? Почему везде пыль, всё разбросано, окна не мытые, полы грязные? Это дворец или хлев? Вы куда меня привели? Интересно – здесь хлоркой давно обрабатывалось? – Подбоченившись обратилась она к жрецам.

– Ваше высочество! Его высочество Мандаринэль изволили не поладить с духами дворца, которые отвечают за порядок и те покинули дворец. А раньше убирались без всякой хлорки.

У нас даже никто не знает, что это такое. Раньше чисто было…

– И что? Вон сидят шесть молодых девиц. Тряпки, вёдра, мётлы им в руки и – вперёд! Снять с них этот металлолом и пусть сейчас же принимаются за уборку. И немедленно приготовить однопроцентный… нет! Десятипроцентный раствор хлорной извести. Где вы её найдёте, меня не волнует. Литров сто понадобится, я думаю. Меньшим количеством тут не обойдёшься. Обработать всё! Вечером проверю, лично с белым платочком пройду!

Ирисиксэль вспомнила, как она, будучи ещё Даздрапермой, тряслась от страха, когда по отделению проходила заведующая, в белом, туго накрахмаленном, прямо скрипящим от крахмала халате, проводя то по столам, то по подоконникам белоснежным платочком.

Она никогда ничего не говорила, но достаточно было видеть выражение её лица, холодные искры её ледяных голубых глаз, если на платке оказывались следы пыли.