Три чародея, не считая прекрасной дамы. И без кота

Но убраться почтенный председатель не успел. Дверь распахнулась, и в зал по стеночке просеменил Верховный магистр ордена Природы Кендрик Дрогенабхенгиге. Длинную, густую бороду, предмет зависти подавляющего большинства чародеев, Вайсермантеля в том числе, он перекинул через плечо, чтобы не мешала при ходьбе, а в свободной от стены руке держал термос.

— Здорово, Эрвин! С наступающим!

— И тебя, — ответил тот, с подозрением покосившись на термос.

Подозрение оправдалось.

— Не хочешь попробовать мое новое бодрящее снадобье? — спросил Кендрик, тряхнув термосом.

— Похмелье как рукой снимает.

«А голову оно не снимает?» — почти было поинтересовался Вайсермантель, но благоприобретенная за годы на руководящей должности дипломатичность взяла верх и он коротко ответил:

— Нет, спасибо.

— И ты туда же, — воскликнул Дрогенабхенгиге. — Тут, между прочим, никакой алхимии, только природные компоненты: осиновая кора, торф, помет летучей мыши, маринованные в моче дятла поганки...

— Верю-верю, — измученный празднеством желудок председателя попытался среагировать на одно только описание чудодейственного эликсира, но был призван к порядку.

— Вот, — обиженно сказал магистр Дрогенабхенгиге. — Они точно так же сглатывали, эти головастики, наивно считающие, что разбираются в магическом искусстве. По крайней мере, пытались. А потом блеяли что-то извиняющее и трусливо прыгали в наспех слепленные порталы. Ха! Вот и старайся для вас!

Молодые и неопытные коллеги видели в магистре Кендрике Дрогенабхенгиге чудаковатого старого клоуна, периодически закидывающегося зельями по собственным рецептам.

Те, которые посообразительнее, конечно, подозревали, что вовсе не из-за этого он вот уже восемьдесят лет остается Верховным магистром ордена Природы, но доказать ничего не могли. Но кое-что о престарелом чудаке знали все. Рано или поздно узнавали, и, нередко, на собственном опыте: Кендрик Дрогенабхенгиге никогда не пробует свои разработки первым.

Поэтому никто бы не удивился, и не осудил председателя Совета содружества, если бы узнал, что сейчас он чувствует себя пойманной и запертой в клетку птицей.

Клетка...

— Чего это ты поднялся в такую рань, — как можно небрежней спросил Эрвин, перегораживая коллеге вход.

— Уже не так и рано, — возразил Кендрик. — Тем более, ты же знаешь, что обычно я встаю с рассветом.

От Вайсермантеля не укрылась промелькнувшая на лице приятеля мимолетная страдальческая гримаса.