Невеста для Трюма

Невеста для Трюма

Инна Девятьярова

Невеста для Трюма

Теплый, солнцем нагретый, ветер обнимает крыло, белопенные облака вскипают – там, над головой, волнами бьются в небесные берега. Локи кружит над поляной, в пестром соколином оперенье, водит загнутым клювом по сторонам, всматриваясь чутко, вбирая в зрачки – ветром разлохмаченные травы, высоченные ели – колким частоколом меж них.

– Хр-р… р-р… – носится над поляной с присвистом, разгоняя в стороны мошкару, – ар-р гыр-р…

Тор спит, подложив под голову Мьёльнир, богатырски раскинув руки в пышной шкуре травы, и, растекшись лужицей между травинок – тень его спит вместе с ним, чутко вздрагивая от накатившего ветра.

– Гыр-р… авыр-р…

Локи замирает над спящим, тенью своей срастаясь с травой, ударами крыльев тревожа его задремавшую тень. Тор спит, и, воздушно-легкие – сны бьются бабочками у него в голове, храпом выносятся из приоткрытого рта.

– Ар-р хыр-р…

Локи ловит бабочек клювом, перекусывает в полете пестро-звонкие крылья.

Тор ворочается, беспокойно обнимая Мьёльнир, и, толкущиеся в голове его, сны приходят в волнение, ветром спугнутые, рассыпаются прочь по цветущей поляне. Локи скалит в улыбке остро-загнутый клюв.

– Хыр-ры…

Белые, точно снег, разливаются облака в ясно-солнечном небе. Черные, как сама земля, хоронятся тени в высокой траве. Тор спит, и сны его – видит Локи, отражением в соколиных глазах, сквозь траву, и небо, и землю…

***

…А потом Тор просыпается, один на остывшей, покинутой солнцем поляне, и травинки под рукою его еще помнят следы от Мьёльнировой рукояти, самого же Мьёльнира – нет и в помине.

– Украли! – ревет Тор. – Подлые ётунхеймские великаны, Хель их забери! Похитили Мьёльнир, пока я спал!.. Локи! А тебя где нелегкая носит? Живо лети в Ётунхейм, и пока не узнаешь, кто вор, обратно чтоб не возвращался!

…Раскаленно-алое, солнце падает за ётунхеймские ели; улыбаясь щербатой улыбкой, месяц робко проступает меж них, светит тускло-серебряным над лесною поляной.

Локи мчится вслед за угасающим солнцем, оставляя за крылом призрачно-лунный свет, летит, глотая клювом холодеющий воздух, пока, с горами, упирающимися в поднебесье, с полянами, поросшими еловой щетиной – не встанет перед ним Ётунхейм, и солнце, полыхнув напоследок затухающе-красным, не исчезнет – там, за самой высокой горой.