Первый Мечник на Руси

Встречи с богом ищут, даже если занят он делами божественными. На этом я и сыграю.

– Тогда давай я чудо сотворю. А после чуда этого дел у тебя куча будет, переделать до конца жизни не успеешь. Получится у меня Чуму призвать, пойдёшь со мной и поможешь крест найти. Коли нет – золотых тебе царских оставлю. Спорим?

Посмотрел на меня жрец удивлённо, глазами своими туманными, и покачал головой.

– Странный ты юноша... Спорим. Где чума твоя, показывай.

Вышли мы из трактира на улицу городскую и слышим, как колокол вдалеке звонит.

Тюрьму открывают. Зачем им больных и дальше в тюрьме держать? Пускай лучше к семьям пойдут, в кругу родном погибать. Может, и других за собой потянут. Царская хитрость, чтобы страну от разбоев уберечь. Я царя знал и про хитрость эту догадался – частью плана сделал её.

Пошли мы со жрецом к дороге главной, что из города в лес ведёт. Сотни людей идут, в прошлом грозных преступников, а сейчас язвами черными покрытые, да кашлем страшным сотрясаемы. Видит всё это жрец, и в глазах его отражается благодарность и скорбь.

Наверное, друзей своих в толпе увидал.

Я взглядом толпу безобразную окинул, и вдруг самого меня как молнией ударило. Вижу: идет чернокожий старик с глазом одним, на трость опирается. Отца своего родного я сразу узнал. Атамана деревни моей.

Схватил я жреца за запястье и за атаманом следом пошел. Тот по тропинке, хорошо знакомой мне, к деревне нас и привел. Только у околицы он обернулся и сурово глазом своим единственным на нас уставился.

– Эй! Пес королевский и жрец–убийца, куда ж вы увязались за мной? Нечего отбирать у семей наших, ничего не осталось.

Пшли прочь!

Тогда понял я, что костюм свой с пира самого не переодел. Проскочила у меня мысль эта и тут же забылась. Вышел я к отцу родному, и в глазах у того я полжизни увидел, которую он за решеткой провел. По спине моей холодок прошелся, неловко перед родичем стало. Вдруг спросил у меня старик, узнав по лицу:

– Зачем вернулся?

– Мне крест благодатный вернуть велено. Жрец, по имени…

– Максим, сын тьмы.

– Помогает он мне, бога своего попросит – и тот путь укажет.

– Только вот… Жертва нужна. Просто так он помогать не станет. Задобрить его нужно.

Екнуло сердце мое. А об этом я и не подумал, пустая моя башка! Вдруг смотрю, а суровость отцовская проходит. Когда ребенком несуразным был, то вечно боялся слова атаманского, а сейчас сердце мое жалостью к старику обливалось.

– Что же... Хоть благородное дело делаешь. Племя свое прославляешь.