Первый Мечник на Руси

Даже если нас ворами и убийца считают, ты героем стать можешь. Тогда и другим лучше будет. Хороший поступок, только вот имя не свое славишь… А впрочем, сам решай. Идемте, повидаюсь с родней и монетой разменной стану, хоть чем–то помогу людям своим на старости лет.

– А за что тебя в тюрьму кинули–то? Уж если б я знал, так я ж сразу бы освободил бы и…

– Я у кузнеца дворцового всё золото, какое было, украл. Другим кузнецам втридорога продал. Деньги я в деревню принес, да только поймали меня после этого. По закону меня посадили, за дело.

Однако ж, с семьей повидаться… – он закашлялся и на колени упал. Совсем ослаб старик. Подбежал я к нему и подняться помог. Опираясь на посох свой, он, шагами медленными, в деревню зашел. Мы – следом.

Всё как прежде. Ушел ребенком, воротился юношей, а поменялось тут разве что белье на веревках, да дорога из камней выложена.

Дома дубовые, шаткие и скрипучие, дети, с одним–двумя зубами золотыми, бегающие, ковры расписные, в грязи лежащие, а все ж красоту не теряющие.

Бочка с посудою грязной, колодец с водою пресной, да тотем птичий, орлиный, из клена сделанный, рядом с колодцем стоящий. Сколько разом воспоминаний в голове всплыло, сколько ж лет и зим я край родной не видел – аж сердце защемило. Красоты мало в этом было, зато душа была. Вот так народ цыганский живёт – в грязи и роскоши, вместе, одной большой семьёй.

Выходят ребята, женщины, мужики – пытался атаман их от себя отгородить, от болезни своей, да те не слушали. А как отошли, так у одних уж сыпь красная пошла, у кого на губах, у кого на руках, у вторых волдыри на повыскочили, у третьих кашель начался неостановимый.

Душа моя взвыла, трудно ей людей родных больными видеть. Знал, что так будет, и не остановил старика. Сколько ж я по пирам шастал, пока жила моя родня в грязи? Имя красивое, хитрое выдумал, да и забыл о корнях своих. Как крест верну – всех вылечу.

Громко прокашлялся жрец, достал тушу кроличью, вспорол, вымазал палец кровью и начертил круг на земле холодной.

– Кому не жалко жизнь отдать владыке Тёмному, чтобы крест божественный отыскать? Найдется ль сильная душа?

Улыбнулся атаман зубом своим единственным и поблагодарил Максима, что уйти достойно позволил. Тишина страшная стала – с отцом деревни прощались. Поднял он посох и говорит слово мудрое:

– Жизнь я свою уж прожил, и в тюрьме я сидел, и с родней перед смертью повидался. Живите, дети мои, счастье ищите, род свой прославляйте, да на том и прощайте...