Вой

И уж думал, что жизнь его до конца лета как по маслу пойдет, сыто да гладко, как разнесся по городам и селам слух: у видного ярла Кьель дочка заболела, и все вокруг горевали. Дочка у ярла была красавица, каких сыскать не сыщешь, вся ладная да складная, вот только одна беда — дурная слегка была. Отказалась, чтобы ее хоронили храмовницы с послушницами, какого-то скальда-шалопая себе в провожатые у мамки вымолила. А посему ярл собственной персоной приехала в Альдегу. И все, кто ярла знал, конечно, тут же с кислыми мордами бросились ей свои соболезнования высказывать, создавать видимость помощи, на подачки надеясь, да вот только по мордам лживым тут же все от ярла и получили.

И зашел у ярла Кьели разговор с самим воеводой, под началом которого обучался Ормгейр, и так она хорошо описала засранца, что воевода тут же велел Ормгейра разыскать и пред ясны очи ярла доставить. Да не в палаты княжие, где ярл гостила, а в самый ее фюльке, что у пуки4 на рогах.

Нашли его, допьяна напоили, ибо артачился больно, да, пока не очухался, в телегу мертвецки пьяным сложили.

В себя пришел Ормгейр только по приезду. Глядит — все вокруг незнакомое. И хаты как-то по-чужому украшены, и девки в каких-то свитках неправильных щеголяют, а во главе всего этого безобразия баба стоит. Да такая баба, что мужик в обморок грохнется. Высоченная, громкоголосая, а важная, что аж сам воевода ей в оруженосцы с натяжкой сгодился бы.

«Эге…», — смекнул Ормгейр, зарываясь поглубже в солому, на коей почивать изволил. — «Да это ж сама ярлиха! Этакая важная, что ваш гусак! Спрячусь-ка я от нее подальше».

Да вот только спрятаться Орму не суждено было. Едва соломка под ним зашуршала, приметили то Кьелевы прихвостни и как взяли Орма под белы рученьки, как завели в палаты хозяйки своей, тут у Ормгейра все красноречие-то пропало.

Расселась перед ним за столом ярл, исподлобья зыркнула, да усмехнулась недобро.

— Так ты, значит, тот самый скальд, что Ормгейром Игла-в-Булках зовется.

Орм, сглотнув тревожно, кивнул.

— И что эта дуреха в тебе, замухрыжке, нашла-то… Ну, да ладно. Ты, видно, обласканный Первыми человек, раз уж моя Агни так за тебя просила… Что же… Будь по ее воле, доверю тебе ее похороны. Да ты только материнское сердце утешь.