Ландскнехты

Иногда пламя обгладывает один - два дома и успокаивается, утолив голод. А иногда красным пауком сует огненные лапы в окна и щели, не пропустив ни одного строения. Этот город пылал особенным образом. Небольшое, но богатое селение жгли, чтобы уничтожить с нечеловеческой старательностью. Дом за домом, двор за двором... Все предавалось огню, чтобы даже кирпичи потрескались от жара и обратились в прах.

Масло из пробитых бочек расползалось густыми лужами. Языки огня прыгали по нему веселыми чертенятами, и новые столбы торжествующего пламени, ревя от восторга, возносились к небу.

Огненные реки растекались по улицам, словно выпущенный на свободу дьявольский гнев. Соломенные крыши лачуг вспыхивали сразу и горели ярко. На домах побогаче с громким треском лопалась перекаленная черепица, сея смерть и умножая пламя. Казалось, само небо над городом раскалено как печь. Огонь пожирал все, и рев пламени разносился по округе рычанием своры адских псов.

Впрочем, для смерти осталось мало поживы – до огня здесь вдоволь насытилась сталь.

Скот лежал вповалку с хозяевами, кровь стекала на улицы темными, почти черными потоками, шипя от нестерпимого жара. Убийцы не щадили ни человека, ни зверя. Живы остались лишь дети, которые могли пройти под конским брюхом, не задев макушкой.

Город убивали, и судьба его была ужасна.

- Огонь... - негромко произнес черно-красный человек. Черным его делала вороненая сталь доспеха и темная шелковая накидка, похожая на римскую тогу. А красным он казался из-за танцующих отблесков пламени на металле.

- Огонь, - тихо повторил рыцарь в черном, - похищенное сокровище богов. Дар бедняги Прометея людям. Альберт, не правда ли, он прекрасен?

Монах, стоящий рядом, опасливо покосился на рыцаря. Тревожно оглянулся, словно первый раз видел все окружающее. Он давно перешел грань обычного людского страха. Теперь Альберт стоически встречал ужас пожара, как мученик на языческой арене.

- Нет, он не прекрасен, - сказал монах и перекрестился. - Это истинно дьявольский огонь! И мы будем вечно гореть в аду за то, что сотворили сегодня!

Рыцарь задумчиво поднял голову к ночному небу.

Скрипнул кольчужный капюшон, отблески пламени заплясали в зрачках воина алыми огоньками.

- Нет, Альберт, ты ошибаешься! Нас, мой друг, ждет иной удел. Ты искренне помолишься своему богу, исповедаешься авиньонскому наместнику[1] и получишь отпущение всех грехов. Не первый и не последний, кто сотворил великое зло ради веры.

Рыцарь замолчал, глядя на пылающий город.