Хлеб печали

- Я помолюсь за то, чтобы Господь просветил вас, - наконец промолвил он, поднимая фонарь выше. – Видит Бог, если бы вы согласились пойти мне навстречу, для всех было бы лучше.

- Я не бык, который покорно идет на бойню, - на этот раз фон Ринген говорил серьезно. Он встал, и ему пришлось пригнуться, чтобы не задевать за низкий потолок. Барон нежно взялся за прутья решетки, словно прикасался к женщине, а затем резко и крепко сжал их. Ладони у него были большие, костистые. –Если б я захотел, меня бы здесь уже не было.

Но мне любопытно посмотреть, куда вас заведет самоуверенность и доверчивость.

Он был похож на неожиданно ожившую гору, на дикого зверя, который вдруг почуял свою силу, но Эрнст-Хайнрих не отступил назад.

- Не стоит угрожать, - сказал он. – Мне хотелось облегчить нам обоим жизнь и обойтись без лишних забот.

Барон усмехнулся, прижавшись к решетке щекой, и на его коже неожиданно проступил след от старого шрама.

- Что ж, почему бы и не продлить представление? Когда вы проиграете, я потребую с вас… - барон задумчиво взглянул на Эрнста-Хайнриха, будто решал, что ему нужней: его голова или кошелек, - …пару бутылок хорошего французского вина по моему вкусу.

Вы ведь вряд ли пьете вино, юноша? Воздержание, трезвость, смирение, не так ли? Хотя со смирением у вас, похоже, не так уж хорошо.

- С чего вы взяли? – спросил Эрнст-Хайнрих, оторопевший от такой перемены разговора.

- На лице написано, - совершенно серьезно отозвался барон. – Ладно, к черту светские беседы. Вы будете меня связывать или как? Учтите, я терпеть не могу, когда у меня затекают руки, и меня злит, когда всякая чернь начинает пытаться показать свое превосходство.

Эрнст-Хайнрих сморгнул. Барон фон Ринген, хозяин усадьбы в горах, человек, прошедший через войну протестантов и католиков, известный по слухам своей угрюмостью и нелюдимостью, о котором в доносе было написано, что он еретик, оборотень и убийца, явно подшучивал над ним. Это было столь неожиданно, что он окончательно растерялся.

- Благодарю за ваше решение, - наконец сказал он.

Не хватало только расшаркиваний и поклонов. – Даю слово, я подойду к вашему делу беспристрастно и справедливо.

- Там будет видно, - загадочно ответил барон и отстранился.

Его покорность настораживала, но Эрнст-Хайнрих решил поменьше об этом думать, чтобы не отвлекаться от более важных дел. Он поручил заключенного своим помощникам, наказав присматривать за ним в оба, но при этом не злить его и обращаться повежливей.