In nomine Anna

      По камням дороги простучали колёса кареты, и вампир встрепенулся, опуская взгляд вниз, где заблестели в свете фонарей золотые полосы герба рода Мнишек. Фигура, показавшаяся перед его домом, была ему очень знакома. Да, именно этот Сородич был ему так нужен. От их беседы зависело многое.

      Не прошло и пяти минут, как Левандовский уже встречал гостя на пороге. Они обменялись положенными их статусу любезностями и тут же перешли к самому главному: этот разговор откладывался уже добрый десяток лет, а бессмертная часть Польши уже слишком давно обреталась без короля, что было крупным упущением — любому слою общества, даже самому изысканному и образованному, нужна твёрдая рука.

Вацлав знал двух, способных дать ей эту руку: Велислава Потоцкого и Станислава Мнишека. Первый Левандовскому был приятен — Потоцкий, хоть и впадал в безумие, впрочем, мимолётное и толком не мешающее ничему, был грамотным стратегом и хорошим управителем, его прошлые победы указывали на это. Мнишек же был молод, дерзок, горяч, жаден до власти, хотя и знал, как править так, чтобы привести то, что ему подвластно, к расцвету. И вот теперь Вацлаву, извечному серому кардиналу, предстояло решить, кому отдать своё предпочтение на грядущих Задушках.

      — Доброго вам вечера, — Мнишек был на удивление вежлив и сдержан, на губах играла вежливая улыбка.

      — Доброго, доброго, — Вацлав чуть кивнул. Он старался говорить мягко, но вместе с тем не заискивающе. Не перед Станиславом же бисер метать.

Он младше, он неопытнее, он неразборчивее. В конце концов, он всего лишь мелкий дворянин, возомнивший себя не пойми кем.

      — Как идут дела в Варшаве? — Стаснилав спрашивал спокойно, но так и чувствовалось в его голосе рвущееся наружу нетерпение, буйность.

      — Благодарю, неплохо. Разве что шляхта иногда буянит, — отвечал Левандовский, не меняя тона.

      — Не справляетесь? — участие в голосе Мнишека было лживым.

      — Ну почему же? Отнюдь, — Вацлав деланно печально вздохнул. — Впрочем, мы ведь с вами здесь не для того, чтобы обсуждать беспорядки, верно? Мы здесь для совершенно иных вещей. Долой экивоки.

      — Простите? — в это вопросе звучала тихая ярость — Станислав не понял значения слова.

      — Я имею в виду, что пора отбросить всяческие увёртки, — словно он говорил с ребёнком, объяснил Левандовский.