Последний эриль

Последний эриль

Вячеслав Паутов

Последний эриль

Кричит душа, внутри болит,

Для бед она теперь магнит.

Времён вуаль, и тайна рун.

Течёт печаль по нервам струн.

Кричит душа, но голос слаб:

Кто праведник, а кто не прав?

И топит тьма все корабли

Им больше не достичь земли.

Вместе с приходом ночной тьмы стих, наконец, и людской шум в переходах королевского дворца, совсем недавно обосновавшегося в Старом городе Стокхольма, поближе к Парадной гавани. Только гвардейцы-драбанты в васильково-жёлтых мундирах, украшенных начищенными до серебряного блеска пуговицами, и такими же пряжками сапог, мерно вышагивали по его коридорам, оставив гулкую чёткость воинского шага до утра, даже перекличка дворцовой стражи вокруг замка стала тише и односложнее.

В эти часы, охраняя короля, они, прежде всего, обеспечивали его покой и возможность, хоть на время короткой летней ночи, удалиться от бесконечных дневных забот и остаться предоставленным лишь самому себе.

Густав II Адольф из рода Васа, теперешний король Швеции стоял напротив внушительного дворцового окна, забранного фигурной решёткой, прекрасно освещавшего днем этот главный королевский кабинет.

Здесь всегда было уютно и хорошо думалось, вот и сейчас белая северная ночь не навевала тоскливого ожидания очередных утренних неожиданностей, чаще всего — неприятных. Та часть Стадсхольмен — улицы перед дворцом, которую сейчас видел король, давно опустела, выдавая своё существование лишь лужицами воды от только что прошедшего дождя, загадочно мерцавшими в тусклом лунном свете. Шумная столица медленно погружалась в ночной сон.

Только чайки, извечно страдающие бессонницей, продолжали гомонить, превратив набережную в подобие птичьего базара, видимо, выбрав её особо подходящим местом для обсуждения дневных новостей. И Парадная гавань тоже не погрузилась во всеобщий сон, она скорее чутко дремала, насторожённо отзываясь на посторонние звуки и движения на воде. Военные корабли и сейчас стояли на боевом посту, оберегая покой и мир в столице: многочисленными огненными глазами светились фонари на мачтах, переговаривались вахтенные команды, позвякивало оружие, мерно стучали морские волны в крутобокие борта деревянных гигантов.

Король, наконец, расслабил кисти рук и освободил пальцы, сцепленные в замок за спиной, а затем, слегка неверной, затёкшей от напряжения правой, ослабил давление на взопревшую шею массивного воротника из плотных голландских кружев — дышать стало легче, а мысли обрели необходимую живость.