Изгои

Эйприл стиснула зубы и приготовилась перетерпеть очередной приступ. Она знала, что продлится он не более двух-трех минут, но это в реальном мире, для нее же пройдет, как минимум вечность.

Скрипнула дверь, и в комнату вошла ее мать Мари. Вот только ее мать умерла восемнадцать лет назад, сразу после рождения Эйприл. Девушка вздрогнула, такого раньше не было. Во время сонного паралича ее преследовали ужасные чудовища и другие мрачные порождения ее разума, которых она толком-то и не могла вспомнить на утро.

Мать же никогда не приходила.

Эйприл не моргала, она просто не могла, но Мари, которая только что стояла на пороге, в следующее мгновение оказалась у самого изголовья кровати. Она и не шла вовсе, а была словно статуя, которую передвигали невидимые создания. Мари наклонилась над девушкой, и Эйприл утонула в ее огромных светло-зеленых глазах, которые были абсолютно пусты. Мари же накрыла ладонью точно такие же зеленые ведьминские глаза дочери, будто ей тяжело было их видеть.

А другой рукой взяла девушку за левое предплечье. Эйприл почувствовала резкую колющую боль, которая сменилась противно ноющей. Если бы не сонный паралич, Эйприл лишилась бы чувств от болевого шока. Следом за болью она ощутила запах горелого мяса.

Несмотря на боль, ведьма почувствовала, что приступ проходит и она может говорить.

- Мама, за что? - Она понимала всю глупость и абсурдность вопроса. Она задавала вопрос не матери, а безумным порождениям собственного разума.

ЛжеМари застыла почти у самого выхода, так же незаметно для людских глаз развернулась лицом к дочери, как буд-то одна картинка сменилась другой.

- Я не твоя мать, глупая. Если бы ты знала, кто я... Впрочем, всему свое время.

ЛжеМари беззвучно открывала рот, но слова рождались в голове девушки.

Эйприл наконец-то смогла моргнуть, и мать исчезла, зато боль в левой руке осталась, и даже стала еще сильнее.

Вот сейчас ведьма испугалась не на шутку, как ни крути, но за два года сонный паралич стал как родной и мало чем мог ее удивить, но такого еще не случалось.

Единственное, что удерживало девушку от безумия — это незыблемая уверенность, что все что с ней происходит во время приступа не более чем порождение глубинного сознания, что-то сродни сна, только более отчетливое. И, конечно, к реальному миру не может иметь никакого отношения.

Эйсприл слезла с постели и с трудом передвигаясь поплелась к окну, тело еще плохо слушалось.