Исповедь убийцы

Исповедь убийцы

Алевтина Низовцева

Исповедь убийцы

Временами стоит она у меня перед глазами… до и… после… Я должен был знать! Должен был предвидеть! Чувство вины гложет меня снова и снова… Гложет… Терзает… Рвет на части… Снова и снова я корю себя за тот непростительный проступок…

Тяжело вспоминать, тяжело говорить, но как-нибудь да попробую. Буду говорить долго, длинно, за что сердечно извиняюсь, но brevis esse laboro, obscurus fio (лат. если я стараюсь быть кратким, я становлюсь непонятным). Начну с самого начала.

Сколько себя помню, всегда поражался над людьми. Алчные создания, идущие по головам ради собственной выгоды, материальной выгоды, а ведь деньги есть самое превеликое в мире зло! Imperat aut servit collecta pecunia cuique (лат. Деньги бывают царем или рабом для того, кто скопил их), но об этом многие, почему-то, даже не догадываются.

Лично я, как говорится, parvo contentus (лат. довольствуюсь малым), и ничего! Но я несколько иное создание и потому никогда не пойму людей, а люди никогда не поймут меня.

Lucri bonus est odor ex re qualibet (лат. Запах дохода хорош, каково бы ни было его происхождение). Испокон веков так было, есть и, судя по всему, будет. Ужасно! Это даже не возмутительно, это просто ужасно. Однако для многих non olet pecunia (лат. деньги не пахнут)…

Итак, когда я только-только заступил на службу в качестве ассистента главного хирурга и моего доброго наставника превеликого светилы медицины профессора Чарльза Берекли, то прямо с порога был глубоко поражен той унизительной вакханалией, творимой здесь над живыми людьми.

В аду и то гуманнее обращение! Но обо всем по порядку.

Попадая в приемное отделение городской больницы номер три, ложащиеся на госпитализацию подписывают одну преинтересную бумажку. Причем, даже не читая оную. А когда читать-то? За одним-единственным письменным столом, в окружении кипы бумаг и несметной очереди, толпившихся на поступление, сидит недовольная всей жизнью дама средних лет. Желающих залечь в больницу много, а она одна.

Со всеми успеть нужно до обеда, потому как обед не что иное как hospitisacer (лат. дело святое)! Вот и торопит всех и каждого, быстрей подписывать и не задерживать очередь. Естественно, многие читать не успевают, а кто даже читает – значения особого не придает, всецело доверяя тутошним светилам медицины. А в бумажке той, если вдуматься, то черным по белому написано: так, мол, итак, в моей смерти прошу никого не винить.