Ласточка

В конце хозяин брал девушку за подбородок и заставлял повертеть головой, хмыкал в ответ собственным мыслям и просил птицу-девицу, не приказывая одеться, сделать что-нибудь. Накрыть на стол, разделить с ним ужин, спеть или сплясать. И лишь после этого отпускал восвояси.

А через несколько дней, ближе к полнолунию, к той же девице являлась Сипуха и наряжала ее в тяжелые расшитые бисером и жемчугом наряды. Остальные девицы собирались в сенях и что было сил мочили платочки и рукава слезами. Подруга, ни жива, ни мертва, шла в дорогом одеянии, едва в силах переставлять ноги.

За ней грохотали на кряжистых ножках сундучки и ларцы с инкрустированными крышками, а замыкал процессию Хозяин в черной парче и с тяжелым плащом на плечах. Все грузились в сани и уезжали, а через несколько дней — а то и недель — Хозяин возвращался один.

Он вообще частенько уезжал. Но даже в его отсутствие девицам легче не жилось, Сипуха становилась ворчливее и злее, чаще бранилась на девиц, могла даже огреть кого-нибудь полотенцем, если уж ее совсем выводили из себя.

А потом, непременно, жаловалась Хозяину.

Соловка, успевшая пожить в человеческих домах, все пыталась растолковать подругам по терему, что Хозяин — чародей. Один из немногих, кто пережил жуткую сечу, когда колдуны пытались собственное царство отстроить, да все разругались. Одни спрятались в горах и глубоких лесах и не имели дел ни с людьми, ни друг с другом, набирали себе учеников, да упражнялись в колдовском искусстве. Другие же пошли служить ко дворам царей, князей и ханов.

А Хозяин ни там, ни тут, но повсюду. Вскоре и Соловка уехала в санях к радости Сипухи, снова сделавшейся в глаза птиц-девиц самой мудрой.

Одной Ласточке не доводилось еще бывать в хозяйских покоях. Порой Хозяин передавал ей книги, но пристальным вниманием не одаривал. А Ласточка пряталась в шелесте страниц и переплетении букв. Хозяйские книги были в основном колдовскими, но были там и о дальних краях, куда можно добраться разве что на кораблях или птичьих крыльях.

Какие-то места Ласточка помнила еще из птичьей жизни, но воспоминания выцвели, как старое полотно. Ласточка снова и снова пыталась вытянуть их, ощутить порывы ветра, обнимающие оперенное тело и подбрасывающие его все выше к облакам. Но стоило только на секунду ощутить прикосновение разреженного воздуха, как удушающей петлей на шее стягивалось тепло Птичьего терема.

«Да и куда лететь-то в такую стужу?» — обреченно подумала Ласточка.